Содержание
Как я полюбила Матисса
Как я полюбила Матисса
[Mar. 13th, 2011|08:32 pm]Живописцы, окуните ваши кисти…
[]
Это было осенью 1976 года, во время производственной практики. Я проходила ее в отделе графики ГМИИ. Больше всего мне нравился сам старый уютный особняк Глебовой, который по старинке именовали Гравюрным кабинетом. Обитали в нем люди тихие и интеллигентные. Рядом с ними я иногда чувствовала себя просто слоном в посудной лавке, хотя занималась только тем, что мне поручали, и раза два в день позволяла себе задать какие-то вопросы Наталии Ивановне Александровой, моему руководителю. Дни проходили за сверкой размеров рисунков, переносом сведений из инвентарных книг на карточки и прочей однообразной работой. Иногда выпадало счастье посмотреть и на сами рисунки. Место мое было в «читальном» зале у окна. И вот в какой-то из дней понадобился зал, мне сказали, что я могу быть свободна, а могу и остаться на встречу с Делекторской, секретарем Матисса. Я осталась. Минут через десять появилась Лидия Николаевна. Больше всего меня тогда поразили две вещи. Когда она улыбалась, то на щеках пожилой женщины появлялись ямочки, а не морщинки. Ей было тогда 66 лет, но она по-прежнему искрилась обаянием. А самое главное – было ощущение, что я ее давно и хорошо знаю. Я вдруг поняла, что это знание дают мне ее изображения, которые всегда казались предельно условными. Как, например, вот этот портрет, подаренный Эрмитажу:Мне и в голову не приходило, что по таким лаконичным изображениям можно не просто узнать человека, но и прикоснуться к чему-то сокровенному в его душе:
http://www.henri-matisse.net/drawings/drab.jpgЭто «открытие» и стало для меня «ключиком» к творчеству Матисса. Сделались понятны его слова: «Я не могу копировать натуру, которую должен интерпретировать. Даже отступая от натуры, художник должен быть убежден, что делает это в целях более полной ее передачи… Точность не есть правда».
http://www.henri-matisse.net/drawings/drac.jpgА так на Делекторскую Матисс смотрел через объектив:
http://www.henri-matisse.net/graphics/lydia%20with%20dress.jpgВернемся к самой встрече. Делекторская отвечала на вопросы музейных хранителей. Они были не о ее отношениях с художником, а о том, как он работал. Мне запомнились две темы – об иллюстрациях и о декупажах, наклейках, которые он стал делать, когда уже не мог работать кистью. Лидия Николаевна рассказывала, как красила гуашью листы, из которых Матисс большими портняжьими ножницами без всякого рисунка вырезал детали больших панно. Так появилась в 1952 году монументальная «Печаль короля». Здесь есть намек на какой-то сюжет. Женщина-танцовщица невольно ассоциируется со смертью. Белое, черное, режущие зигзаги. Восточная сказка, желтые листья, осень жизни…
http://www.henri-matisse.net/paintings/TASCHEN240.jpgА весна Матисса – «Красная комната» 1908 года. Она живет сейчас в Эрмитаже. В декабрьский день, когда я стояла у картины, она грела, сияя насыщенными цветами. Цветущий миндаль за окном, рассыпанные по траве анемоны. Ожившие цветы и побеги на обоях и скатерти:
http://www.hermitagemuseum.org/tmplobs/D3D9R$NDHMFWQT3_403.jpgКартина как восточный ковер, а арабески как живые существа. Перед нами россыпи чистых цветов, объем превращается в плоскость, предмет – в знак:Фон скатерти и обоев в этой комнате когда-то был голубым. Красный лег поверх голубого:Рядом с этой картиной в эрмитажном зале висит «Натюрморт с голубой скатертью» 1909 года, той самой, что когда-то лежала на столе в «Красной комнате»:Через сорок лет синие арабески оживут в декупажах Матисса. «Синяя обнаженная с развевающимися на ветру волосами» – один из самых знаменитых листов.«Наверное, искусство не знает другого такого художника, как Матисс, — художника естественности и гармонии. Однако нельзя не упомянуть еще одно необходимое качество, без которого Матисса и представить нельзя: чувственную полноту. Странным образом, это один из самых чувственных художников, художник, у которого чувственность подведена к последней грани. Его искусство чувственно всегда — ибо это естественно. Обнаженное женское тело он внимательно и с удовольствием изучает. Так что ж с того. Оно действительно заслуживает изучения и действительно доставляет удовольствие. Кстати, его чувственность заключена в отношении и потому может быть вызвана также соотношением цветов или предметов. Одна из причин его увлечения декупажами, по его же словам, заключалась в том, что он имел дело с материально понятым цветом, что он мог врезаться в него ножницами, что рисунок образуется краем вырезанной фигуры»./Р.Б.Климов. Теория стадиального развития искусства и статьи. М., 2002, с.312./
http://www.henri-matisse.net/paintings/mpm_71.jpgСиняя обнаженная – родственница матиссовских танцовщиц. Танец, который когда-то обрел свою законченную форму в панно для особняка С.И.Щукина, мы встречаем еще в нескольких работах художника. Одна из них – в Эрмитаже. «Просто я очень люблю танец, – говорил Матисс. – Удивительная вещь – танец: жизнь и ритм. Мне легко жить с танцем»./Цитата из кн.: Ксавье Жирар. Матисс. М., 2001, с.61/Танец в мастерской становится частью натюрморта, раздвигая границы уютного мира. Фигуры танцовщиц сплетаются с летними цветами, стоящими в вазах на столе:В натюрморте 1910 года на красном комоде, рядом с предметами и зеленым побегом, вольготно расположилась розовая статуэтка:Да статуэтка ли это? Среди предметов она совершенно живая:Обнаженная на комоде предваряет многочисленных одалисок и натурщиц в картинах и графических работах художника следующих десятилетий. Больше всего из этих произведений люблю графическую серию «Художник и модель». Вот что сам Матисс говорил о подобных работах: «…Я всегда считал рисунок не упражнением для обретения особых навыков, а в первую очередь – средством выражения интимных чувств и передачи своего душевного состояния; но средством упрощенным, которое может придать экспресии спонтанность и простоту, позволяющие ей легко захватить душу зрителя.Мои модели, человеческие фигуры, никогда не бывают статистами в интерьере. Они — главная тема моей работы. Я целиком завишу от своей модели, которую изучаю, когда она свободна от позирования, и лишь затем я решаюсь выбрать для нее позу, более всего соответствующую ее существу. Когда я беру новую модель, я вижу подходящую для нее позу тогда, когда она находится в состоянии расслабленности и покоя, и я становлюсь рабом этой позы. Я работаю с этими девушками иногда помногу лет, пока не иссякнет интерес. Мои пластические знаки, возможно, выражают их душевное состояние (слово, которое я не люблю), интересующее меня безотчетно, что же еще может меня интересовать? Их формы не всегда совершенны, но всегда выразительны. Чувственный интерес, который они у меня вызывают, проявляется не только в изображении их тела, но часто в линиях или в особых валёрах на холсте или листе бумаги, создающих его оркестровку, его архитектонику. Но не все это замечают. Может быть, это высочайшее наслаждение, не всем еще доступное»./ Цитата из кн.: Ксавье Жирар. Матисс. М., 2001, с.159/
http://www.hermitagemuseum.org/tmplobs/W05CF3R6NA9NHR673.jpgВернемся к эрмитажным холстам. В натюрморте с букетом цветов каллы смотрятся очень эротично. А пространство комнаты раздвигается то ли окном, то ли картиной.Герой другого натюрморта 1912 года – букет ирисов. Границы пространства здесь расширяет зеркало. Мир Матисса един – женщины, цветы, произведения искусства, обычные предметы живут в нем по одним законам. И еще этот мир «демократичен», его как-то трудно напрямую соотнести с модными тенденциями того или другого десятилетия XX века. Гораздо важнее другое – художник меняется на протяжении этих десятилетий, но его работы перекликаются через годы и жанровые границы. У Матисса не было работ «на злобу дня», не было предметов и тел, завораживающих своим натурализмом. Его простые вещи, благодаря самоценности цвета и линий, становились в картинах и рисунках духовными сущностями.Среди его последних декупажей огромный «Сноп». Размеры этой наклейки: 294х350 см.Что это: сноп света, фейерферк, букет цветов? Понятнее другое – это образ радости, порыва и движения с оттенком тревоги и печали. Как и во всем своем творчестве, художник отталкивается от реальных мотивов и воспаряет к небесам.
http://www.henri-matisse.net/paintings/cutout_a.jpgНапоследок слова самого Матисса: «Для того чтобы творчество стало столь же плодотворным и талантливым, полным такого же внутреннего трепета, такой же блистательной красоты, которой обладают произведения природы, нужны большая любовь, способная вдохновить и поддержать усилия, направленные на поиск истины, безграничное великодушие и полный отказ от всего суетного. Это и является условием, необходимым для рождения любого произведения искусства.
/ Цитата из кн.: Ксавье Жирар. Матисс. М., 2001, с.111/
Comments:
From: il_ducess2011-03-13 07:02 pm (UTC)
(Link)
Спасибо! Чудесный пост!
А еще удивительно Матисса разглядывать от начала его творчества:)
From: il_ducess2011-03-13 08:47 pm (UTC)
(Link)
Но первые его натюрморты и пейзажи классические такие, а потом вот эти метаморфозы…. и действительно же Делектораская похожа.:)
From: cicerone20072011-03-13 09:09 pm (UTC)
(Link)
Для того, чтобы творить так свободно, нужно уметь рисовать традиционно. Пикассо ведь тоже сначала создавал вполне реалистические вещи.
From: il_ducess2011-03-14 09:02 am (UTC)
(Link)
Вот я тоже так считаю. И все великие “авангардисты” великолепно рисовали “нормально”:)
From: aldashin2011-03-13 07:13 pm (UTC)
(Link)
спасибо тебе
From: cicerone20072011-03-13 08:23 pm (UTC)
(Link)
:))
From: palmette2011-03-14 05:21 am (UTC)
(Link)
спасибо за интересный пост.Ко мне любовь к Матиссу пришла совершенно неожиданно, сразу и навсегда.
From: cicerone20072011-03-14 06:25 am (UTC)
(Link)
:))
From: ivanovskiyanton2011-03-14 08:15 am (UTC)
(Link)
Не могу назвать Матисса своим любимым художником, но спасибо вам за интересный пост, особенно за ключевые цитаты, помогающие раскрыть посыл художника.
From: cicerone20072011-03-14 07:37 pm (UTC)
(Link)
:))
From: liya_ryjik2011-03-15 11:25 am (UTC)
(Link)
спасибо, была к его творчеству равнодушна, а вы столько интересного показали.
Как коллекционер Сергей Щукин полюбил Матисса • ARTANDHOUSES
В издательстве «СЛОВО» вышел внушительный том «Сергей Щукин и его коллекция». Он написан исследователем и биографом легендарного коллекционера Наталией Семеновой, бывшей и одним из инициаторов и консультантов прогремевшей выставки «Шедевры нового искусства. Собрание С. Щукина. Государственный Эрмитаж — ГМИИ имени А. С. Пушкина» в Париже в прошлом году.
Как утверждается в аннотации, это первый полный иллюстрированный каталог знаменитого собрания. С разрешения издательства ARTANDHOUSES публикует главу, посвященную знакомству Сергея Щукина с творчеством Анри Матисса и дальнейшим отношениям художника и коллекционера.
«Матисс стал самым сильным, «до конца так и не изжитым» щукинским увлечением. Сергей Иванович влюбился в художника с первого взгляда. Живопись Матисса мало кому тогда нравилась.
О нем говорили, что он «бесформенный», «грубый», «наглый», «нахальный недоучка, взбитый парижской рекламой» и т. д.
Уж если французы, как заметил Аполлинер, были «готовы забросать камнями одного из наиболее пленительных художников современной пластики», что тогда говорить о русских.
Увидев весной 1906 года на Салоне независимых большой холст «Радость жизни», коллекционер захотел познакомиться с автором и попросил Амбруаза Воллара устроить встречу с мсье Матиссом.
Странная картина: танцующие, музицирующие и предающиеся любви фигуры на фоне идиллического пейзажа — классический сюжет пасторали, интерпретированный в духе фовизма, тронула его до глубины души.
«Именно в этой картине Матисс впервые отчетливо воплотил свое намерение исказить пропорции человеческого тела, чтобы гармонизировать простые смешанные с одним только белым цвета и усилить значение и смысл каждого цвета, — говорила первая почитательница художника американская писательница Гертруда Стайн. — Он использовал искажение пропорций так же, как в музыке используют диссонанс… Сезанн пришел к свойственной ему незавершенности и к искажению натуры по необходимости, Матисс сделал это намеренно».
У художника, писавшего картины с оптимистическими названиями, карьера живописца долго не складывалась: 37-летний Анри Матисс безуспешно пытался зарабатывать ремеслом живописца — семья существовала на средства жены.
Появление русского коллекционера-миллионера в мастерской на набережной Сен-Мишель в мае 1906 года всё изменило. В лице Щукина Матисс нашел «идеального патрона», а Щукин в Матиссе — «художника будущего».
Семь лет они будут неразлучны: один будет писать картины, а другой их покупать.
Зал Матисса (Розовая гостиная) в особняке С. И. Щукина
около 1912
Будущий реформатор живописи в юности и не помышлял об искусстве. Сын торговца средней руки, родившийся в провинциальном городке Като-Камбрези на северо-востоке Франции, изучал право и даже начал работать по специальности. Сидение в адвокатской конторе особой радости не приносило.
Писать маслом он впервые попробовал в 20 лет — томился после операции в больнице, не зная, чем бы себя занять. Краски принесла мать, и тут с ее сыном случилось настоящее наваждение. «Когда я начал писать, я почувствовал себя в раю…» — вспоминал свои ощущения Матисс.
Он уговорил отца отпустить его, уехал в Париж и поступил в Школу изящных искусств к Гюставу Моро, который вскоре произнес пророческую фразу: «Вам суждено упростить живопись». Матисс же ни о каких переворотах не думал и добросовестно писал натюрморты, отдавая дань бывшему на излете импрессионизму.
Год за годом его колорит делался всё насыщеннее, и наконец сумрачная гамма ранних «темных картин» вспыхнула. В 35 лет он открывает для себя возможности цвета: в группе молодых живописцев, которым после появления на Осеннем салоне 1905 года дадут прозвище Les fauves (дикие), он признанный лидер.
Щукин влюбился в живопись Матисса всем сердцем раз и навсегда. Увлечение оказалось настолько сильным, что он вступил с художником в переписку. Сергей Иванович купит 37 матиссовских полотен и отправит мэтру столько же писем. Картины он будет покупать прямо в мастерской, беря не только законченные, но и едва начатые полотна.
После знакомства с Щукиным жизнь Матисса кардинально изменилась. Столько лет нужды — и вдруг такой щедрый, а главное, верный клиент. Вдобавок — контракт с галереей Бернхейм-Жён, которая получает эксклюзивное право на всё, что напишет Матисс, по фиксированной цене за картину в соответствии с форматом плюс процент с прибыли.
В контракте имелась одна существенная оговорка: картины величиной больше установленного договором размера Матисс имел право продавать сам, без посредников. Вот, оказывается, почему в щукинском собрании оказалось так много полотен, приближающихся по размеру к панно.
Это не считая двух действительно огромных панно, написанных художником по специальному заказу русского патрона.
Анри Матисс «Посуда на столе»
1900
«Однажды он пришел на набережную Сен-Мишель посмотреть мои картины», — вспоминал Матисс появление в своей мастерской Щукина. Он решил купить висевший на стене большой натюрморт, но предупредил, что какое-то время подержит картину у себя.
«Если она всё еще будет интересовать меня, то я оставлю ее за собой», — сказал он, глядя на «Натюрморт с супницей», написанный Матиссом год спустя после приезда в Париж.
Под этим названием первый из щукинских натюрмортов фигурировал на Салоне независимых 1902 года, а на выставке в галерее Воллара в 1904 году именовался «Серебряный кофейник».
«Мне повезло, что он смог вынести это первое испытание без труда и мой натюрморт его не слишком утомил», — вспоминал в старости Матисс. Картина действительно не утомляла — ни сюжетом, ни стилем, «обязывающим художника опускать мелкие детали». В этом-то и заключалась суть «располагающей к созерцанию» матиссовской живописи, которую Щукин уловил с первого взгляда.
Во время первого визита в мастерскую Матисса будущий патрон приобрел у художника лишь две литографии и рисунок, сделанный летом 1905 года в Коллиуре. В дальнейшем Матисс будет вкладывать рисунки и акварели с изображениями заказанных Щукиным картин в письма, которые семь лет будут приходить в Москву, в особняк на Знаменке.
Анри Матисс «Люксембургский сад»
oколо 1901
Постепенно цвет в картинах Матисса освободился от натуралистической описательности, серебристо-серую гамму сменили чистые тона: бирюзовый, фиолетовый, ярко-зеленый и малиново-розовый.
В серии небольших пейзажей, названных «Люксембургские сады», полагают критики, уже были заложены все «детонаторы» фовистского взрыва 1905 года.
Сергей Щукин одним из первых почувствовал смену манеры художника, которому было суждено «упростить живопись».
«Сожалею, что натюрморт с керамикой перешел в другие руки… Будьте добры, спросите у м-ль Вейль, торговки картинами, за какую цену она согласится продать мне его», — просил Щукин Матисса, с которым весной 1908 года вступил в регулярную переписку.
Влюбившись в художника, он не мог успокоиться, пока не получал желаемую работу.
На этот раз Сергей Иванович мечтал о раннем матиссовском натюрморте, вобравшем все живописные находки постимпрессионистов — художников, которыми еще недавно он был так увлечен: Ван Гога, Гогена и Сезанна.
Столь понравившийся ему ранний желто-сиреневый натюрморт Матисс уступил Берте Вейль. Владелица небольшой парижской галереи не только первой рискнула выставить работы художника, на которого не обращали внимания другие торговцы, но даже сумела в 1902 году продать один из его натюрмортов за 130 франков.
Анри Матисс «Посуда и фрукты»
1901
Эту наполненную южным солнцем картину Сергей Щукин называл «Венеция», поскольку под таким названием она числилась в галерее Дрюэ, торговавшей работами Матисса. Художник изобразил на полотне свою жену Амели, урожденную Парейр, бывшую его постоянной моделью летом 1906 года, которое семья провела в Коллиуре, у самой границы с Испанией.
К этому времени Матисс уже открыл для себя возможности цвета и стал признанным лидером фовистов — художников, чьи полотна отличались непривычной яркостью красок. Фовизм, скажет спустя годы Матисс, «стал для меня “испытанием средств”».
«Поместить рядом голубой, красный, зеленый, соединить их экспрессивно и структурно. Это было не столько результатом обдуманного намерения, сколько прирожденной внутренней потребностью».
В «Даме на террасе», считал Яков Тугендхольд, «был весь Матисс», искусство которого открылось во всем своем разнообразии только в галерее Щукина.
Анри Матисс «Дама на террасе»
1906
Увидев принадлежащую немецкому коллекционеру Карлу Остхаузу картину «Купальщицы с черепахой», Щукин загорелся иметь у себя полотно с обнаженными девушками. «Русский обезумел от вашей картины, он беспрерывно говорил о цвете и захотел получить повторение, что Матисс, однако, отказался делать», — сообщил владельцу «Купальщиц» его соотечественник, староста «Академии Матисса» Ханс Пурман.
«Я всё время думаю о вашем восхитительном “Море”, — напишет Щукин художнику по возвращении в Москву, имея в виду, конечно же, “Купальщиц с черепахой”. — Я живо ощущаю эту свежесть, это величие океана и это чувство печали и меланхолии. Буду очень рад иметь что-либо в этом роде».
Матисс исполнил вариацию так понравившейся коллекционеру композиции: на фоне ровных горизонтальных полос зеленой травы, светло-синего моря и темно-синего неба он вновь поместил три фигуры — на этот раз обнаженных мальчиков, играющих в шары. Щукину не терпелось увидеть, как выглядит картина, и Матисс отправил коллекционеру ее изображение.
Черно-белой фотографии оказалось достаточно, чтобы Сергей Иванович телеграфировал, что находит работу очень интересной и просит срочно отправить ее в Москву. Через две с половиной недели полутораметровое полотно оказалось в особняке на Знаменке.
«Мне очень нравится свежесть и благородство вашей работы», — написал счастливый обладатель «Игры в шары».
Анри Матисс «Игра в шары»
1908
Узнав, что русский купец Сергей Щукин заинтересовался Матиссом, торговцы стали предлагать ему картины художника, которые в свое время сумели купить задешево.
Эжен Дрюэ был первым после Берты Вейль, кто поставил на молодых фовистов. Если раньше Щукин покупал в галерее Дрюэ работы Гогена, то теперь его выбор пал на эффектный натюрморт Матисса.
«Он очень красив», — написал Щукин его автору и даже исполнил маленький набросок своего нового приобретения.
Из поездки в Алжир весной 1906 года художник привез несколько изделий из керамики и молитвенные коврики, купленные на базаре в Бискре — цветущем оазисе среди песков пустыни.
Солирующий в композиции черно-бело-желто-красный ковер появляется в нескольких натюрмортах, написанных летом 1906 года в Коллиуре.
Посуда и фрукты на красно-черном ковре — первый в московской коллекции натюрморт с тканями, к которым художник и его русский почитатель испытывали особые чувства.
Анри Матисс начал собирать свою коллекцию тканей еще студентом. С. И.
Щукин, глава фирмы по торговле текстилем, не только сам подбирал ассортимент материй, но и лично просматривал рисунки и расцветки тканей.
Это не могло не выработать у собирателя профессионального отношения к колориту, рисунку, декоративности. Так что к восприятию новой живописи глава фирмы «И. В. Щукин с сыновьями» был подготовлен отлично.
Анри Матисс «Посуда и фрукты на красно-черном ковре»
1906
Купив несколько работ у парижских маршанов, Сергей Щукин сделал художнику заказ напрямую. Он попросил его написать два натюрморта: один — большой, а другой среднего размера. Большим натюрмортом (G. N. M.
— grande nature-morte, как сокращенно назвал его в письмах Матисс) была «Красная комната», а средним — «Статуэтка и вазы на восточном ковре».
Обе картины Матисс выставил на Осеннем салоне 1908 года с указанием на принадлежность владельцу, скрывавшемуся за инициалами M. Sch.
Заказывая двухметровое панно для столовой, Щукин просил выдержать его в синей гамме, поскольку собирался повесить картину рядом с полотнами Гогена, дабы синий контрастировал с ярко-желтыми красками таитянских холстов.
Всё лето 1908 года Матисс работал над «большим натюрмортом» у себя в мастерской.
Законченную «Гармонию в голубом» пришли посмотреть Амбруаз Воллар и Эжен Дрюэ, который сфотографировал картину, после чего Матисс почти сразу ее переписал.
Только благодаря цветному диапозитиву и узким полоскам прежней живописи у кромки холста можно представить себе первоначальную гамму огромной картины с женщиной, накрывающей стол.
Анри Матисс «Красная комната» / «Гармония в красном»
1908
«Он [“большой натюрморт”] показался мне недостаточно декоративным, — объяснял художник заказчику превращение “Гармонии в голубом” в “Гармонию в красном”.
— Даже те, кто вначале считал, что он сделан хорошо, теперь находят его значительно более красивым».
Матисс ужасно раздражался, когда ему говорили, что он написал совершенно другую картину: «Это не другая картина. Просто я ищу силу и равновесие цвета».
«Гармония в красном» стала центральной из выставленных Матиссом работ на Осеннем салоне 1908 года. «Неожиданно я оказался перед стеной, которая пела, — нет, она кричала, кричала красками и излучала сияние. Что-то совершенно новое и беспощадное было в ее необузданной свободе…» — написал о «Красной комнате» один из зрителей».
Читайте также
Глазами дилетантки. Улыбчивая живопись Матисса
Глазами дилетантки.
Улыбчивая живопись Матисса.
Там мера слита с красотой, Там нега, роскошь и покой.
Бодлер.
Юманите 5 ноября 1954 “…Матисс ушёл от нас. Это известие, как разрыв в сердце. Померкло, угасло как бы воплощение нашей родины, её света. Закрылись глаза, видевшие так, как никто уж без них не увидит. Был человек, который нёс нам насыщенное, гармоничное видение жизни, не знающее ничего себе равного по оптимизму цвета- сквозь бури и войны, сквозь все невзгоды, пережитые Францией за последнее столетие, ни разу не дрогнув, храня поразительное постоянство искусства и творческого гения. Этот человек ушёл от нас, но он завещал нам свою безграничную веру в судьбу людей, свою силу преодоления туманов, своё утверждение счастья. Матисс во веки веков пребудет торжествующей улыбкой наших дней, эпохи, когда человек, отринув мрак ночи, идёт с этой улыбкой на устах к сияющим и мирным дням своей необратимой победы…” Анри Матисс – гордость Франции. Он неотделим от неё. Он продолжает истолкование мира на французский лад, и права на это у него никому не отнять. Во Франции во все времена живопись была не просто радостью для глаз, но также и фоном самых откровенных мыслей. Говорить, что до Матисса вся живопись была тёмной, возможно, и неверно и несправедливо. Но важно, что это могло быть сказано, что рядом с Матиссом темнеет и Ренуар, и Моне, и Тёрнер… Важно, что в определённый момент существовал художник, о котором так было сказано в очередной раз. Ведь каждые полвека так говорят о каком-нибудь новом художнике. Есть художники, прославившиеся тем, что они способны, по крайней мере на пятьдесят лет ослепить людей, которые видят в их живописи только свет. Такие художники- словно открытое окно во мраке жизни. Невозможно отрицать, что приход Матисса в живопись на исходе Х1Х века, когда «все ходили в чёрном», принёс обновление, освежил видение. Такую же роль сыграло в своё в своё время итальянское Возрождение, в той мере, в какой художники тогда осмелились взглянуть прямо на ослепительную наготу тела. Анри Матисс осмелился взглянуть на наготу света. Понятно. Что от этого хмелело несколько поколений. Живопись под рукой Матисса обрела новую судьбу. Его творчество — великое требование счастья. Некоторые были склонны обвинять Матисса в том, что он – живописец роскоши в мире, где царит нищета; живописец блаженства в мире, где существует страдание. И света — в мире, терзаемом мраком. Всё так. Нужно привыкнуть к мысли, что Матисс писал, чтобы украсить жизнь. В этом, конечно, не единственный смысл живописи. Но и в этом есть свой смысл. Матисс писал красиво не для того, чтобы понравиться сильным мира сего, а дл себя; это глубокая доброта, отбирающая, что именно следует озарить своим светом для грядущего. Он не льстит: он видит красоту. В этом смысле она реальна. Анри Матисс был и остаётся художником вечной надежды. Оптимизм — вот роскошь великих людей. Оптимизм Матисса — его дар «нашему больному миру». Роскошь, по правде говоря, бесценна. Она вне купли и продажи. Она — нечто сделанная для себя и в тоже время она — дар всем. Если роскошь противостоит труду, преступно употреблять это слово, говоря о Матиссе. На протяжении всей своей творческой жизни этот художник трудился, не покладая рук. Он работал, как дышал. И как же не понять тем, кто зимой мечтал о солнце; тем, кому в пустыне мерещился голубой ручей; тем, кто пел в тюрьме, кто носил цветы на могилу; тем, кто умеет забывать, чтобы крепче помнить; тем, кому хватает духа смеяться в бурю и любить в нашем мире, как им не понять Матисса?! « Я стремлюсь к искусству, исполненному равновесия, чистоты, к искусству, которое не тревожит, не беспокоит. Я хочу, чтобы переутомлённый человек наслаждался перед моими картинами покоем и отдыхал». Двери «сада» Матисса открыты. Войдём. Войдём и вдохнём аромат счастья, которое в наши дни — роскошь. Нам выпало счастье. Мы можем окинуть взором весь «сад» художника, гулять по этому музею, как по саду. Пока он ещё хранит свою свежесть. Всё творчество Анри Матисса в целом входит во французское наследие, вслед за Ватто и Шарденом, Коро и Ренуаром, и мы уже не вправе глядеть на него только критическим взглядом. Нельзя подправлять какой-нибудь пейзаж Валуа или Прованса, не подставив под удар всю Францию. Вот и «сад» Матисса, занявший своё место во французском пейзаже, уже не собственность своего творца, но «неотделимая часть национальной фрески». Не сразу вспыхнул пламень красок в картинах Матисса. Началось всё с отказа от палитры Лувра, палитры школы, музея; затем переход на палитру импрессионистов и почти вслед за этим отказ от неё и создание собственной; зарождение фовизма. На примере ранних холстов Анри Матисса – натюрмортов 1897- 1907 гг – можно проследить постепенный отход художника от трёхмерности и светотеневой трактовки предметов в натюрморте «Синий горшок и лимон». Ещё ощутим повышенный интерес к проблемам света. Присутствует настоящая световая среда, пленником которой становится каждый предмет. А вот в натюрморте «Фрукты и кофейник» наблюдаем, что цвет становится более важным для художника. Далее больше… Хотя светотень ещё не устранена совсем, но Матисс намного смелее оперирует чистым цветом, вводя его крупными планами («Посуда на столе»). И наконец, в «Посуде и фруктах»(1901) цвет — бесспорный господин в живописи, он сочен и крепок. Это уже канун фовизма. «Люксембургский сад»- это почти победа нового направления. Художник смело прибегает к цветовым упрощениям, устраняет мелкие детали и создаёт пейзаж, слагающийся из нескольких цветовых активных зон. Фовизм открыл, что на простейших, динамически усиленных красочных аккордах можно строить эффект целой картины. «Фовизм», — скажет Матисс, -был для меня испытанием средств. Поместить рядом голубой, красный, зелёный, соединить их экспрессивно и структурно. Это было результатом не столько обдуманного намерения, сколько природной внутренней потребностью. Средства выражения должны вытекать из темперамента художника». Таким образом, творчество Анри Матисса в целом устремлено к этой вспышке фовизма, к эпохе новой молодости, после которой «можно умереть». Сложность заключалась в том, что дать цвету полную свободу ещё не означало решения всей задачи создания картины. Краски необходимо было привести к гармонии, не стушёвывая, не нивелируя их. Матисс нашёл убедительное решение проблемы: «у меня было ощущение того, как расцвечен предмет. Я применил один цвет, и это был первый цвет у меня на холсте. Я добавил второй цвет, а потом, поскольку этот второй цвет не вступил в согласие с первым, то вместо того, чтобы удалить его, я добавил третий, который их примирил. Затем я должен был продолжать в том же духе до тех пор, пока не почувствовал, что создал совершенно гармоничный холст и тогда осушил эмоцию, заставившую меня начать его». Ярче всего колористические открытия художника в его программных монументальных полотнах: «Красная комната», «Разговор», «Семейный портрет», «Танец» и «Музыка». Без них рассмотрение творчества А. Матисса не будет состоятельным. В «Красную комнату» введено такое количество красного цвета, какого никогда не было раньше ни в одной западноевропейской картине. Подобные монументальные композиции с одним господствующим цветом можно сравнить с такой музыкальной формой, как концерт для солирующего инструмента с оркестром. Матисс охотно прибегал к таким композициям, потому что в них достигалась высшая проверка солирующего цвета. В процессе работы над темой или при возвращении к ней он мог передоверить главную партию другому инструментальному цвету. «Красная комната» рассчитана на мгновенное и решительное привлечение внимания. С первого взгляда мы видим, что она представляет упрощённое изображение красного интерьера с видом на сад, что она показывает женщину, стулья и стол с фруктами и посудой. Но содержание картины этим не исчерпывается. Вглядываясь – а в неё странным образом хочется вглядываться, — начинаешь постигать закономерности её ритмической организации, равно подчиняющие себе любую деталь Невозможно взять деталь из одной картины Матисса и вставить в другую. Она там не приживётся, поскольку другая картина – тоже организм, но совершенно особый и неповторимый Поверхность картины не механически однообразная. И каждое красочное пятно свободно от унылой монотонности; оно хранит в себе следы кисти и энергии творческого акта. Перейдём к картине «Разговор»(1909), где изображены сам художник и его жена Амели. Больше половины холста закрывает синий цвет. И этот цвет глубокий и бескомпромиссный. Конечно, синий здесь, как и остальные краски картины, — заведомая условность. Синий — это цвет тени. Окно в сад лишний раз подтверждает, что сцена рассмотрена против света. И стена, на фоне которой чётко вырисовываются силуэты двух фигур, находится в тени. Светотени как таковой в картине нет. Ни дерево в саду, ни стул в комнате не отбрасывают теней. Понятия света и тени целиком переведены на язык красок. Импрессионисты первыми открыли, что тени бывают синими. И цвет у Матисса становится не отражением реальности, а символом его. Не случайно Щукин писал Матиссу, что воспринимает эту картину «как византийскую эмаль, столь же богатую и глубокую по цвету». «Разговор» есть сочетание прямых и кривых линий; прямых, главным образом, в фигуре мужчины, кривых — женщины. Чёрная решётка служит мостиком, перекинутым от одной фигуры к другой, от настойчиво повторяемых вертикалей к пружинящим дугам. И недаром оба пластических начала соединяются в зелёном дереве. И недаром также противостояние мужчины и женщины окружено синевой и погружено в синеву, в «нерастворимую глубину тишины, чистоты и тайны». Наиболее мощным и законченным выражением не только матиссовской, но и всей французской живописи, связанной с фовизмом, явились «Танец»(1909-1910) и «Музыка»(1910). Оба панно были написаны для щукинского особняка в Москве. Содержание ансамбля: женщины танцуют («Танец»), мужчины поют или играют на музыкальных инструментах («Музыка»). Взятые по отдельности, «Танец» и «Музыка» не выявляют до конца замысел художника. Глубокий смысл они приобретают только вместе — в великом противостоянии. «Музыка» настолько же статична, насколько динамичен «Танец». И здесь и там действие происходит на холме. Холм…гора традиционно символизировали соединение земли и неба. Два пола — мужской и женский, так же антигонистичны и так же ищут единства, как земля и небо. Краски, которыми они написаны, намеренно сгущены и упрощены. Это краски- символы. Единая красочная гамма не случайно распространяется на оба панно — не из-за одного только желания декоративного единства. В цветовых сближениях двух полотен звучит тема земли и неба в космогоническом аспекте. Вот уже более полувека со всех концов света стекаются в Париж люди, чтобы увидеть полотна Анри Матисса. И разве он не был немного колдуном? Разве не посягал всю жизнь на то, чтобы влиять на настроение тех, кто смотрит на его картины? Цельный, чистый цвет и только он один, не размытый никакими оттенками, властвует здесь над всем в своей ослепительной резкости. Матисс писал: «Картина должна делать интерьер радостным, её краски должны нести облегчение. Картина на стене — это букет живых цветов. А у живых цветов всегда есть своё выражение, нежное или задорное». Великое счастье — находить радость в небе. облаках, деревьях, цветах. Цветы есть повсюду. Надо только захотеть их увидеть, почувствовать струю свежего душистого воздуха.
Тогда непременно наступит миг, когда для Вас вспыхнут, взорвутся красками полотна Анри Матисса.И Вы ощутите вкус этого мгновения.
