Описание картины михаила нестерова «труды преподобного сергия»

«Сергиев цикл» Михаила Нестерова

как создать свой сайт на joomla бесплатно

«Сергиев цикл» одного из крупнейших мастеров русской живописи Михаила Васильевича Нестерова состоит их трех картин – «Видение отроку Варфоломею», «Юность Преподобного Сергия» и «Труды Преподобного Сергия».

 «Сергиев цикл» – это прямое обращение к народу, это ответ на революционные брожения  последней четверти XIXвека. Герой Нестерова возникает не только как историческая личность, но прежде всего как образ национального примирения.

Уже в первой картине цикла – «Видение отроку Варфоломею» – в центре внимание художника не чудо преображения способностей мальчика, которому до встречи со старцем с трудом давалась грамота, хотя именно это чудо и составляет суть данного биографического факта. Авторское отступление от него заставляет предположить какое-то иное посвящение картины, лишь по внешнему ряду связанной с подробностями жизни отца Сергия.

Из русских летописей мы знаем, что в христианском мире существовал обычай вешать при дороге  иконы или ставить скульптурное распятие. Русские такие иконы вешали обычно на дереве. Это обстоятельство и использует Нестеров в «Видении отроку Варфоломею».

Припорошенная листьями, старая, осыпавшаяся по краям икона на дереве, прямо за спиной схимника, открывается нам двумя своими клеймами с изображением Богоматери с младенцем и Георгия Победоносца.

Такое сочетание сюжетов не может быть случайным, особенно если учесть, что Россия, по преданию, есть дом Пресвятой Богородицы. Потому-то и сама русская земля всегда ассоциировалась в народном сознании с образом Матери.

А образ Георгия Победоносца, занимавших в иерархии русских святых всегда одно из первых мест, символизировал победу добра над злом.

Взаимодействие этих сюжетов, соединение в одном изобразительном ряду символов Божественного покровительства Руси и победы светлых сил над черными придает явлению иконы, сотворенному художником, особый смысл, который постепенно, исподволь проникая в повествование, становится камертоном самого действа, разворачивающегося в картине.

Его атмосфера зарождается в тишине осенней природы, уже отдавшей свои живительные соки, уже остывшей от буйства красок, гаснущих в желтизне листьев, пожухлой траве и скошенном сене. Еще высокое небо уже затянуто плотной пеленой облаков, оставивших лишь узкую полосу разбеленного просвета.

Время, давно перевалившего за полдень, в своем замыкающем день движении перекликается с настроением природы, в которой осень – как переходное состояние от жизни к её оцепенению.

В пейзажные образы художник тонко, но очень точно вводит линию исторических ассоциаций с настроением безысходности и разброда в русском народе накануне деяний Сергия Радонежского.

Вместе с тем в картине не слышно драматических нот.

Лишенный вычурности, характерный русский пейзаж, скромный, неяркий, панорамно раскрывающий неоглядные дали, живописные перелески, холмы, застывшую гладь воды, несет в себе то обаяние простоты, гармонии и благодати, что так врачуют душу, творя в ней подлинное чудо просветления.

Не в этом ли высокий смысл видения седого схимника хрупкому мальчику? Старость и молодость, прошлое и будущее в осеннем затишье настоящего предстали друг другу, осененные крестом и молитвой, под благовест чуда обретения иконы.

В этом образе времени возникает и перспектива будущей жизни Сергия Радонежского. И та маленькая деревянная церковка, что почти слилась своими очертаниями с окружающей природой, отчего кажется сначала незаметной, – как прообраз той церкви, что будет срублена Преподобным в лесу и от которой пойдет одна из важнейших православных святынь на Руси – Троице-Сергиева лавра.

А схимник, благословляющий отрока, – это же в будущем сам отец Сергий. Поднявшийся в своем молитвенном подвиге на высшую ступень монашеского чина, он для России словно это древнее, но все еще могучее дерево, что возвышается за спиной схимника в картине.

Духовный собиратель земли русской, он стал опорой православному люду в преодолении и тяжкого унижения, и нравственного разорения.

В своей речи, посвященной 500-летию со дня кончины Преподобного Сергия, В. О. Ключевский подчеркнул: «То была внутренняя миссия, долженствовавшая служить подготовкой и обеспечением успехов миссии внешней».

Живя в лесной чаще, в трудах и лишениях, отец Сергий «приготовился быть руководителем других пустынножителей».

Уединение отца Сергия, его монашеское отречение от мира – тема другой картины цикла «Юность Преподобного Сергия». Именно тема, а не содержание, поскольку уединение трактуется Нестеровым здесь не как форма, но как образ жизни.

Сам же этот образ есть органическое порождение созерцательного религиозного сознания, предполагающего естественное единение человека и природы, человека и Бога. Религиозное сознание не только приемлет окружающий мир как мир, сотворенный Богом, но и опирается на него как на эталон в познании собственно человеческой сущности.

В этом смысле мы можем говорить о внутренней природе созерцательного религиозного сознания, для которого первично не обращение вовне, к познанию внешнего мира, а внутрь, к познанию человеком самого себя, то есть самопознание. Поэтому уединение – естественное и даже необходимое условие для него.

Условие, вызывающее то интимное состояние души, в котором только и совершается откровение в Духе. Без него нет и умиления, то есть того особого душевного момента, когда человек, оставшись один на один с Богом, смывает с себя грехи слезами покаяния.

Но умиление одновременно и праздник души, поскольку оно, по слову Иоанна Лествичника, есть «очищение совести» и «примирение с Господом». Вот это тончайшее движение души, празднующей свое преображение в Духе, и попытался передать в картине Нестеров. Ведь умиление для верующего – всегда есть веха духовного восхождения, что в Православии ассоциируется со свечой как образом духа восходящего.

Вот почему Нестерову так важно сохранить в картине цельность вертикали. Именно этим обстоятельством продиктована логика композиционного единства фигуры юноши и сразу же возвышающейся за ним церкви. Поддержанный ритмом стволов деревьев, уходящих в невидимые нам выси, этот пластический монолит, увенчанный крестом, получает свое историческое и художественное оправдание.

Одним из самых загадочных в цикле является, пожалуй, триптих «Труды Преподобного Сергия».

На первый взгляд в картине все кажется обыденным и повседневным. Необычен лишь ореол над головой Сергия. Земные заботы и святость личности представленной с засученными рукавами, в трудах и хлопотах. Но при этом нет заземленности, как нет и внешней разобщенности  людей в центральной  картине, хотя и непосредственного общения между ними тоже нет.

Люди молча, делают свое дело, объединенные мыслью, сознанием необходимости построить свой дом. Вместе с тем в картине нет строительного шума. И то впечатление обыденности, которое поначалу возникает, постепенно, по мере восприятия, переходит в какое-то иное качество. Люди укладывают один венец за другим, но в строящемся доме нет видимых очертаний храма.

Хотя избранная Нестеровым его форма необычайно точна и по стилю, и по времени. Это так называемая клетская церковь, от слова «клеть», чье возникновение и распространение в XIVвеке связано как раз с именем Сергия Радонежского. Она, точно так же, как и простой жилой дом, представляет собой обыкновенный сруб, но только увенчанный крестом. Но дом в картине еще не подведен под крышу.

Поэтому нам трудно узнать в нем будущую церковь. Художник передает некую промежуточность момента созидания, не уточняя, не конкретизируя его. По той же самой причине и на всей стройке нет явного отпечатка монастырской архитектуры. Нет сосредоточенности людей на самой работе, хотя и отвлеченности от нее тоже нет.

И невольно возникает мысль, что не действие как таковое связывает этих людей. Погруженные в себя, они сосредоточены не на внешней, а на той внутренней работе, которая совершается в мыслях и чувствах каждого из них.

И образ природы возникает здесь не столько местом их отшельничества, сколько образом её гармонического единения с человеком, то есть миром, в котором связи человека и природы преисполнены духовной силы. Проникаясь ею, человек преобразует, совершенствует, то есть созидает себя.

Это духовное домостроительство как обретение храма в душе и составляет главный труд и заповедь Сергия Радонежского, пробуждавшего в современниках потребность приобщения к основам христианского общежития. «Пробуждение этой потребности, – писал В. О. Ключевский, – и было началом нравственного, а потом и политического возрождения русского народа”. Именно эта мысль лежит в основе не только самого триптиха, но и всего цикла.

Но, к сожалению, тогда, сто лет назад, слово Нестерова не было услышано его современниками.

Тогдашнее русское общество осталось глухим к прямым историческим параллелям, проводимым в «Сергиевом цикле» между XIV и  XIXвеками.

Само находясь в состоянии духовного оскудения и нравственного разорения, оно не услышало, не увидело в живописных образах Нестерова того главного, о чем он говорил так проникновенно и искренне.

В трагические 1930-ые годы, в самый канун кровавого разгула, художник пишет картину «Страстная седмица».

Именно в этой работе получила свое логическое завершение мысль Нестерова о том, каким является для России путь спасения, осознание которого в те страшные годы стало особенно остро. Впервые эта мысль была выражена художником в «Сергиевом цикле».

А затем, пройдя через церковную и религиозную живопись мастера, была окончательно и откровенно сформулирована им в «Страстной седмице».

Евангельская «страстная седмица» – это время беснующихся страстей, которые Христос принял на себя и унес с собой на крест, смертию смерть поправ. Но картина Нестерова не о событиях последней недели земной жизни Христа.

Её сюжет гораздо более близкий по времени и самому художнику, и нам, его зрителям. Пронизанный евангельским смыслом, он – как напоминание о великом грехопадении человека, но одновременно и о его великом очищении, которое совершается в «страстную седмицу».

Отсюда и главная тема картины – покаяние.

Русский пейзаж, столь узнаваемый своей неброской красотой, накрыла тень, потянувшаяся от свинцово-серых, тревожных облаков. Осенняя непогода заглушила богатое разноцветье трав, погасила яркий багрянец листвы молоденьких берез, холодным блеском прошлась по водной глади рек, опоясавших потемневшие пожухлой зеленью холмы и долы.

Чернеющая невдалеке полоса леса наглухо перекрывает горизонт и тем самым замыкает пространство, лишая его просвета.

А на высоком холме прямо посреди «лесов, полей и рек» возвышается огромное распятие, собирающее, концентрирующее вокруг себя это сумеречное пространство как его композиционный центр.

Распятие здесь – как начало, как мощный аккорд реквиема рождает собирательный образ русской Голгофы. В первый и последний раз в отечественном искусстве XXвека образ «России во мгле» был преисполнен трагедии не столько социальной, сколько духовно-нравственной.

Задав картине целенаправленный вектор, начинает Нестеров изложение той главной мысли, ради которой вообще взялся за кисть.

Именно здесь начинает свое восхождение художественный образ картины, масштаб которого определяется уже не только трагизмом крестной смерти, но сакральным смыслом распятия.

К нему, этому символу спасения, художник и разворачивает русский народ, представленный на полотне немногочисленной, но очень точно отобранной группой людей. Затихших, сосредоточенных, словно на исповеди, где «самоосуждением» творится «очищение совести».

Здесь и простой крестьянин, и склонившаяся перед распятием баба  в белом платке, повязанным по-старообрядчески. И молодая женщина, явно из среды разночинной интеллигенции, принесшая в маленьком гробике страшную плату за свой грех нигилизма и богоотступничества.

Здесь же и писатели, властители умов, в образе Ф. М. Достоевского и коленопреклоненного Н. В. Гоголя. И у каждого из присутствующих в руках горящая свеча.

А за всей этой группой – православный священник в черной траурной фелони – пастырь, единственно сумевший собрать расколотое общество воедино и привести свою паству к источнику смирения и спасения.

Потому и свечка, что каждый пришел с молитвой. Потому и распятие, что в нем – победа над смертью, то есть жизнью, убитой грехом. Потому и череп у подножия распятия как символ падшего русского человека.

Но потому здесь же и река, вошедшая в композицию не географическим элементом национального пейзажа, но символом грядущего очищения. Полноводным потоком прямо за распятием течет эта русская Иордань по просторам страны.

Художественный образ, исполненный надежды на возвращение народа к своим истокам, веры в его нравственное оздоровление и преображение.

Потому и цикл картин о Сергии Радонежском – великом молитвеннике нашем, что конечной целью его жизненных трудов было духовное собирание, единение народа, его нравственное возрождение.

Таким образом, на протяжении всей своей жизни и даже на склоне лет Нестеров, живя уже в совершенно иной социально-политической атмосфере, пропитанной атеистическим духом с его нетерпимостью и разрушительной силой, оставался предан православию, вере в его созидание и очищение. Спасение!

Услышит ли великого художника русский человек сегодня?

Образ преподобного Сергия Радонежского в творчестве М.Н. Нестерова. Описание триптиха «Труды преподобного Сергия»

Триптих “Труды преподобного Сергия”. Нестеров М.Н.

На левой картине Сергий изображен на первом плане с коромыс­лом через плечо, на котором висят два ведра и на ближайшем из них вырезан небольшой крест. Сергий одет в подрясник, мантию и епи­трахиль, все производит впечатление очень будничное, не такое яр­кое, как на картине «Юность Сергия Радонежского». У Сергия гу­стые, отливающие немного золотом волосы и борода.

Ноги одеты в простые крестьянские лапти. Нимб очень четкий, с голубоватым от­тенком. На заднем плане видны поля, луга и большие леса. Нестеров явно здесь изобразил осень, т.к. луга покрылись рыжиной, и среди них мелькает ярко-красные грозди рябины, но рядом со святым вид­ны нежно- желтые полевые цветочки вплотную с пожелтевшей и вы­сыхающей высокой луговой травой.

Сергий Радонежский, как видно, нес воду очень долго, но, не­смотря на тяжелый труд, в его глазах царят спокойствие и умиро­творение, мысли его далеко отсюда. Цвета картины приглушенные, неяркие, день пасмурный, какой-то задумчивый, как и сам Радонеж­ский.

На средней картине Сергий Радонежский с другим иноком распи­ливает большое толстое бревно, поэтому он одет лишь в подрясник с поясом и с засученными рукавами. Его подрясник, как мне кажется, напоминает по рисунку ствол стоящей слева березы.

Сергий Радонежский показывает своим примером другим сми­ренность и трудолюбие. Он работает в поте лица вместе с други­ми монахами, они строят новую обитель. Двое несут уже распилен­ное бревно, двое сидят с топорами на стене и достраивают усердно избу.

Фигуры у всех крупные, крестьянские, но лицо видно только у Сергия и чуть-чуть у того монаха, с которым он пилит бревно. Вероятно, Нестеров это делает вполне сознательно: так он привле­кает все внимание к Сергию. Его лицо печально и измождено, но очень кротко.

Нимб ярко-белый, особенно это бросается в глаза по контрасту с черным куколем. Вся фигура Сергия как будто излуча­ет свет. Дело происходит в конце лета. На заднем плане видны ста­рые, немного покосившиеся высокие ели, а сразу за Сергием скром­но стоит девочка-березка, как будто поет своими нежно-зелеными листочками.

Она символизирует чистоту, кротость и юность души Сергия. Сзади видна уже деревянная бревенчатая стена монастыря с небольшой башней.

Третья же картина изображает заснеженную монастырскую улоч­ку. Святой стоит на небольшой снежной дорожке. На этой карти­не Нестеров показал все великолепие и сказочность русской зимы.

Высокие ели на заднем плане припорошены снегом, Крепкие дере­вянные избы со снежными блестящими на зимнем солнце шапками и с небольшими трубами, из которых идет голубоватый дым. Также вдалеке видна церквушка с колокольней. Основной тон — голубой и розовый, очень светлый и нежный.

Чтобы выделить старца среди зимнего пейзажа, Нестеров одева­ет Сергия в черную мантию и темно-голубой подрясник. Так Сергий ясно виден на картине среди сверкающей голубизны. Лицо слегка от­вернуто от зрителей, но опять ощущается печаль и смирение. Нимб над головой розоватый, напоминающий по цвету небо заката.

Источник: Преподобный Сергий в истории, литературе, искусстве России. Семь столетий истории. Материалы международного юношеского конкурса. Москва, РГБ 2014 

13 Ноября 2014

Михаил Нестеров. Преподобный Сергий Радонежский. Описание картины | Русские художники. Russian Artists

 

М.В.

Нестеров, как и , верил, что для России спасение “из народа выйдет, из веры и смирения его”, и на своих полотнах стремился утвердить реальный нравственный идеал, в поисках которого часто обращался к прошлому России. И нашел этот идеал в Сергии Радонежском – основателе Троице – Сергиева монастыря, великом подвижнике, чудотворце, собирателе и заступнике земли русской.

Часто бывая в Троице-Сергиевой лавре, Нестеров вошел в мир народных преданий и верований, связанный с Сергием Радонежским.

Образ Сергия Радонежского не переставал волновать художника на протяжении всей его жизни. За более чем 50 лет творческой работы Нестеров создал 15 больших произведений, посвящённых его излюбленному герою. Первой в этой серии была картина .

Далее следовали «Юность преподобного Сергия» (1892—1897), триптих «Труды преподобного Сергия» (1896—1897), «Преподобный Сергий» (1898) и «Прощание преподобного Сергия с князем Дмитрием Донским» (эскизы, 1898—1899).

Последняя картина так и не была полностью написана художником, осталась только в эскизах.

Сергий для художника – не схимник, не подвижник, а исторический деятель – “игумен земли русской”. Его деяния М.В. Нестеров изучал не по житиям, а по хроникам да по летописям, поэтому в нестеровских отшельниках и святых нет и тени покаяния и молитвенного экстаза, да и живут они не в закопченной келье, а среди великой русской Природы.

Сам художник так говорил об этом: “Я не писал и не хотел писать историю в красках. Я писал жизнь хорошего русского человека XIV века, чуткого к природе и ее красоте, по-своему любившего родину и по-своему стремившегося к правде. Я передаю легенду, сложенную в давние годы родным моим народом о людях, которых он отметил любовью и памятью”.

Сергий — Духотворец! Сергий — живая связь с Миром Высшим!

Если пламенный Облик его общечеловечен, то дело, сложенное им, есть дело строения Государства Русского. На всех поворотных пунктах истории, при всех потрясениях, обрушивавшихся на Землю Русскую, неизречённая мощь Преподобного и твердыня духовной Культуры, им заложенная, стоят нерушимым оплотом сил духовных.

Мы видели, как на протяжении столетий мощь Преподобного неотступно питала и хранила любимую им Землю Русскую.

Но история повторяется, и кто может сказать, что наступившие с началом XX столетия годы развала, гонения и кощунственного разрушения святынь снова не сменятся великим, ещё небывалым духовным подъёмом, который в стихийности своей превысит все до него бывшие подвиги?

«Одним из отличительных признаков великого народа, — говорит Ключевский, — служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьёт урочный час, он соберёт свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им, временно, прямую историческую дорогу».

Русские художники — о преподобном Сергии Радонежском

Русские художники — о преподобном Сергии Радонежском

Просмотров: 23305     Комментариев: 0

8 октября Русская Православная Церковь вспоминает святого Сергия, Игумена земли Русской

Известный философ-священник Павел Флоренский писал: «Чтобы понять Россию, надо понять Лавру, а чтобы вникнуть в Лавру, должно внимательным взором всмотреться в основателя ее, признанного святым при жизни, “чудного старца, святого Сергия”». Похожую мысль высказывал писатель Евгений Поселянин: «Если есть у России народный богатырь, который всего лучше выражает дух России, то, конечно, это преподобный Сергий». Действительно, наверное, нет другого святого, чье житие и подвиг были настолько тесно связаны с историей не только Русской Церкви, но всей России

Игумен земли Русской — так называют преподобного Сергия. И это не просто эпитет. В этих словах выражено чувство любви православных русских людей к Радонежскому игумену и его монастырю. Каждый человек может видеть в преподобном Сергии наставника и руководителя.

Священник увидит пример истового служителя и вдохновенного молитвенника, удостоившегося сослужения Ангельских сил во время Литургии. Монах — образ для подражания в уединенной жизни, молитве и послушании. Даже будучи игуменом, авва Сергий продолжал служить своей братии, почитая себя последним в монастыре.

Любая православная семья найдет в жизни святого пример взаимной любви, воспитания детей. Преподобные Кирилл и Мария Радонежские — родители Преподобного — привили сыну веру и любовь к Богу. От них ему передалось желание истинной христианской жизни и простоты.

Даже ребенок увидит в отроке Варфоломее — таково имя Преподобного в миру — обычного мальчика, которому далеко не все давалось с легкостью. Лишь вера и упование на помощь Божию помогли ему не отстать от своих сверстников.

О жизни и подвиге святого Сергия Радонежского и истории основанного им монастыря написано очень много книг. Но сегодня хотелось бы обратиться к житию Преподобного, рассказанному художниками.

Все мы привыкли к иконописным изображениям Радонежского игумена, но образ его подвижнической жизни дошел до нас не только в виде иконы. Житием Преподобного вдохновлялись и художники, через свои произведения желавшие выразить внутренний духовный мир великого святого.

Одним из самых плодовитых авторов на этом поприще является Михаил Николаевич Нестеров (1862-1942). Среди его картин немало работ на церковную тематику. Но совершенно особое место в его творчестве занимает Радонежский игумен. Это признавал и сам Михаил Николаевич.

Его величайший шедевр — «Видение отроку Варфоломею».

Эта картина — не просто веха в творчестве великого русского художника, это веха его жизненного пути. Михаил Николаевич однажды сказал: «Жить буду не я. Жить будет “Отрок Варфоломей”. Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он еще будет что-то говорить людям — значит, он живой, значит, жив и я».

Картина рассказывает о чуде, когда по молитве старца отроку Варфоломею открылась книжная мудрость, и он стал читать.

Тяжело было юному сердцу переносить строгие укоры учителя и насмешки сверстников, видевших, что Варфоломею не дается книжная премудрость.

Но гораздо сильнее отрока печалило то, что он не может сам читать Слово Господне. И вот, после встречи со святым старцем, он получил исполнение того, о чем горячо молился.

Вглядимся еще раз в фигуру смиренного отрока — молитвенная поза, благоговение перед старцем-схимником, кротость и упование на Бога. Таким Преподобный оставался всю свою жизнь. Тот же исполненный смирения отрок предстает перед нами и на других работах М.Н. Нестерова: «Юность преподобного Сергия», «Святой Сергий Радонежский» и «Труды преподобного Сергия».

Здесь к нам обращен уже повзрослевший Сергий, вкусивший первые трудности отшельнической жизни. Но не горе и усталость выражает его взгляд, а радость от пребывания с Богом. Непроходимые леса стали для него родным домом, дикие животные — ближайшими друзьями. Однажды к келье святого пришел ослабевший от голода медведь, которому преподобный Сергий отдал свою краюшку хлеба.

Следующая картина Нестерова показывает нам преподобного Сергия в монашеском одеянии.

Кроткий и спокойный взгляд святого, обращенный к зрителю и одновременно устремленный ввысь, к небу, словно призывает за собой.

Посох в руке и виднеющиеся вдали постройки говорят нам, что святой Сергий уже руководит собравшейся вокруг него братией. Его подвиг стал известен, и многие люди обращаются к нему за духовным советом.

А вот Преподобный за работой вместе с братией монастыря. Он не хотел выделяться среди других и всегда сам подавал пример послушания и строгости монашеской жизни. Когда братия просили его стать игуменом, он ответил: «Желаю лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господа да будет!».

Наравне с другими авва Сергий выполнял монастырские работы, сам строил деревянные келии, таскал и пилил бревна, носил воду, пек хлеб и готовил пищу, шил одежду. Всегда он ходил в одной и той же одежде, в любую погоду — в зной и в холод. Он смирял свое тело, но дух его возрастал все больше и больше.

Таким представлял Сергиеву обитель Аполлинарий Михайлович Васнецов (1856-1933): деревянный храм, кельи, монастырские послушания. Может быть, один из трудящихся монахов — сам Радонежский игумен?

М.Н. Нестеров и А.М. Васнецов — имена этих русских художников известны всем. Но дело, начатое ими, продолжается и сейчас. Житие преподобного Сергия вдохновляет наших современников. Замечательная картина, рассказывающая о чуде воскрешения умершего мальчика, принадлежит кисти Натальи Климовой.

Крестьянин везет тяжело больного сына в лес к живущему там игумену Сергию, совершающему чудеса по своим молитвам к Богу. Но мальчик умирает… Картина передает сам момент чуда — воздетые в молитве руки старца, крестьянин, входящий в его келью с гробом в руках. Омраченный горем отец еще не увидел сына, его мысли о другом, но через мгновение безутешное горе сменится радостью.

Это работа художника Сергея Ефошкина «Чудо о птицах». «Сергий, ты молишься о своих учениках, и молитва твоя услышана. Посмотри, видишь, сколько монахов собирается под твое руководство!» — однажды услышал во время молитвы Преподобный.

После этого он увидел необыкновенный свет с неба и множество прекрасных птиц на крышах и на дворе монастыря. Эта картина передает чудесное откровение Божие святому Сергию о судьбе Троицкой обители.

Птицы — это все те, кто продолжает собираться под сводами кельи Преподобного, чтобы последовать его примеру монашеского подвига.

Но вновь вернемся в прошлое. Автор знаменитого «Военного совета в Филях» Алексей Данилович Кившенко (1851-1895) написал картину другого военного совета. Это совет великого князя Дмитрия с преподобным Сергием перед Куликовской битвой с полчищами хана Мамая. Мы видим смиренно склонившуюся голову великого князя и благословляющую руку Игумена земли Русской…

«Иди, не бойся. Бог тебе поможет», — слышит князь из уст Преподобного. Два воинства соединились друг с другом — воинство земное просит помощи у воинства, посвятившего себя служению Богу. Меч в руках князя Дмитрия, меч духовный — Крест Христов — в руках преподобного Сергия. Не в силе Бог, а в правде… Тот же сюжет у современного нам автора — священника Сергия Симакова.

Картина «Святые Сергий Радонежский и Дмитрий Донской» — Преподобный благословляет князя, посылая в его войско двух монахов-богатырей Александра-Пересвета и Андрея-Ослябю. Не кольчуги и щиты украшают иноков — монашеские ризы и твердая вера в Бога.

Преподобный Сергий преставился 25 сентября (8 октября по новому стилю) 1392 года. Его жизненный путь — от смиренного отрока до старца, перед которым склоняли головы князья. Авва Сергий обращается к нам через свое житие, через иконы и, как мы увидели, через картины. Если он — Игумен земли Русской, то все мы — его верные чада, внимающие его словам.

Жизнь преподобного Сергия — это жизнь человека в Боге. И как это ни странно, ушедший в глухие леса подвижник оказался настолько близок и к тем, кто жил в одно с ним время, и к нам, живущим через семь веков после него. Почему? Ответ очень прост: чем ближе человек к Богу, тем ближе он и к другим — к тем, кто нуждается в его помощи и живом примере.

Деяния Сергия Радонежского – Михаил Нестеров – купить репродукции картин на заказ в СПб, доставка по РФ. Спец-цены

В серию «Труды Преподобного Сергия» вошло три картины, составляющие триптих. Писал их художник в 1896-1897 гг., изображая моменты, когда Свя­той жил с братией. На всех картинах Сергий подает пример своим братьям.

Нестеров — Деяния Сергия Радонежского

Главная роль на этих полотнах Нестерова принадлежит пейзажу. Причем, изображены разные времена года.

Картина первая (левая)

На картине Сергий изображен с коромыслом через плечо, на ближнем ведре вырезан небольшой крест. На Сергии подрясник, мантия и епи­трахиль, производящие будничное впечатление, не такое, как на полотне «Юность Сергия Радонежского». Волосы и борода Сергия густые, немного отливающие золотом. На ногах обыкновенные крестьянские лапти. Нимб с голубоватым от­тенком изображен очень четко.

На заднем плане мы видим, поля, луга и густой лес. Поскольку луга тронуты желтым, можно с уверенностью говорить о том, что Нестеров изобразил на картине осень. Среди высыхающей луговой травы видны и нежно-желтые полевые цветы.

По-видимому, Сергий Радонежский нес воду долго, но, не­смотря на усталость, в глазах его спокойствие и умиро­творение.

Картина средняя

На средней картине Радонежский и молодой инок распи­ливают толстое бревно, поэтому одет Сергий в один подрясник, рукава которого засучены.

Сергий показывает другим пример сми­рения и трудолюбия. Вместе с монахами он строит новую обитель, и работает в поте лица. Двое несут обработанное бревно, двоих мы видим сидящими с топорами на стене, уже достраивающими избу.

Фигуры всех работников крупные, крестьянские, но лиц можно увидеть лишь два – Сергия и немного того монаха, с которым они вместе пилят бревно. Возможно, Нестеров сделал это сознательно, чтобы основное внимание привлекал Святой, лицо которого измождено, печально, но, вместе с тем, очень кротко.

Ярко-белый нимб контрастирует с черным куколем, поэтому бросается в глаза. Свет будто излучает вся фигура Сергия, а не только нимб.

На картине изображено уходящее лето. На заднем плане – ста­рые, высокие, немного покосившиеся ели, сразу за Радонежским молодая березка, трепет нежно-зеленых листочков которой, словно песня. Деревце символизирует чистоту, юность и кротость души Сергия. Сзади видим бревенчатую стену с небольшой башенкой.

Картина третья

На третьей картине триптиха изображена заснеженная монастырская улоч­ка. Святой стоит на снегу. Здесь Нестеров показал все великолепие русской зимы.

Высокие ели, которые мы видим на заднем плане, припорошены снегом. Стоят крепкие деревянные избы, с белоснежными шапками, торчат небольшие трубы, из которых струится голубоватый дымок. Вдалеке церквушка с колокольней. Основные тона – розовый и голубой, нежные и светлые.

Среди зимнего пейзажа Нестеров выделил старца, облачив его в темно-голубой подрясник и черную мантию. Так Сергий четко виден посреди сверкающей голубизны занесшего улицы снега. Лицо слегка от­вернуто, но снова ощущаются те же печаль и смирение. Розоватый нимб напоминает закатное небо.

Популярные художники

В нашей галерее представлено более 4000 картин известных художников. Вы можете заказать репродукцию, портрет, шарж, стилизацию под живопись, оформление в багет любой понравившейся картины (даже если ее нет в нашей галерее). Если Вы не нашли нужного Вам изображения, свяжитесь с нами по телефонам в рабочее время или в любое время отправьте онлайн заявку и менеджер обязательно перезвонит вам, мы сделаем все возможное, чтобы найти нужное изображение. Вы можете заказать картину, полностью соответствующую Вашим желания и стилю. Если Вы затрудняетесь с выбором произведения-основы – посоветуйтесь с нами, выбор огромен, мы всегда рады вам помочь, чтобы облегчить выбор – ниже представлены 10 художников чьи картины пользуються неизменным успехом у наших заказчиков. Ждем ваших звонков и заявок.

Петро-Павловский кафедральный собор г.Симферополь

Образ преподобного Сергия Радонежского на полотнах М.В. Нестерова (к 150-летнему юбилею со дня рождения художника)

М.В. Нестеров. Пустынник. 1888–1889. Холст, масло. 144,5 x 126,4

Абрамцево. Под этим поэтическим названием скрывается поистине зачарованное место. Старинная барская усадьба, взятая в кольцо вековыми деревьями и пологими холмами, склоны которых густо поросли кустарником.

Сказочные деревянные домики с фигурными коньками и наличниками в русском стиле, будто детской рукой разбросанные в живописном беспорядке.

Чудесная белокаменная церковка с нарядными цветными изразцами и затейливой резьбой по фасаду, словно вышедшая из туманных времен Владимирской Руси…

А дальше, сколько хватает глаз, тянется какой-то очень русский пейзаж. Пейзаж, вынесенный за пределы времени: его чарующая красота существует сейчас – и она же существовала сто, двести, триста лет назад. Светлые леса со стройными березками и пылкою рябью рябин.

Тёмные еловые чащобы, то и дело уступающие место солнечным полянам, перелескам, овражкам. Озерца с прозрачной водой, затейливые речушки и ручейки.

Подернутые ряской болотца, на памяти которых и непроходимое медвежье царство, и первые деревянные храмы, и святой благоверный князь Дмитрий Донской, едущий за благословением на защиту земли Русской.

Абрамцево – одно из тех мест, где с особой силой чувствуется связь между человеком и Богом, между мирским и божественным. Отсюда рукой подать до Троицкой обители на горе Маковец, где святой преподобный Сергий Радонежский жил в непрестанных молитвах и трудах, откуда выросло, век за веком, великолепие Лавры.

У художника, попавшего в окрестности Абрамцева, открывается внутреннее, духовное зрение, позволяющее не только увидеть, что происходит сейчас, но и постичь то, что происходило на этой земле столетия назад.

Конечно, от того, кто хочет душою увидеть события давних дней, требуются немалые усилия: умственные, духовные, душевные… Он должен вглядываться в глубь веков очами сердца, должен, созерцая природу, суметь заглянуть и в собственную душу.

Тогда полученный результат вознаградит его за все творческие усилия. Так было с Виктором и Аполлинарием Васнецовыми, Василием Поленовым и многими другими живописцами, попадавшими в Абрамцево. Так случилось и с Михаилом Васильевичем Нестеровым.

Для него Абрамцево стало животворным источником творческой силы и вдохновения, к которому художник приникал, берясь за работу над очередным творением.

К святому преподобному Сергию Радонежскому (до пострижения – Варфоломею) Михаил Васильевич относился так бережно и любовно, как, пожалуй, ни к одному другому русскому святому. Для него Радонежский чудотворец стал живой драгоценностью. Тепло, ею рожденное, следовало бережно извлечь из потаенных недр души и подарить людям.

Все помнят нестеровское «Видение отроку Варфоломею». На картине запечатлен один из ключевых эпизодов жития преподобного Сергия – его встреча с черноризцем, предсказавшим великую будущность святого. Эта картина – быть может, лучшая из всех вещей Нестерова. На ней художник в полной мере отразил собственное христианское чувство, свою живую веру.

Но мало кто знает: это полотно, безусловно, ярчайшее, не было единственным в своем роде. На протяжении многих лет Нестеров упорно стремился воссоздать облик преподобного, постичь все грани его святости, самую суть его молитвенного делания, преобразившего Русь, – и выразить при помощи красок то, что невозможно передать словами.

В результате художник создал целую серию картин, посвященных Радонежскому чудотворцу.

В 1888 году Нестеров, еще молодой, ищущий собственный путь художник, впервые посещает лесную страну близ Абрамцева. Позже он станет возвращаться сюда снова и снова. Именно здесь, на берегах затейливой речки с красивым именем Воря, художник наконец найдет свое призвание.

Первую славу Нестерову принесли две картины – «Пустынник» (1889) и знаменитое «Видение отроку Варфоломею» (1890). Оба полотна написаны под влиянием абрамцевских пейзажей. Оба были приобретены крупнейшим коллекционером русской живописи П.М. Третьяковым. Вместе с тем, судьба у этих картин разная.

«Пустынника» хорошо приняли и молодые художники, и старые мастера-передвижники, и даже пресса. А вот «Видение отроку Варфоломею» вызвало среди современников Михаила Васильевича яростные споры. Полотно подверглось нападкам со стороны таких корифеев передвижничества, как художник Г.Г. Мясоедов и художественный критик В.В. Стасов.

Разница между двумя картинами, написанными с промежутком в один год, сильна, но не очевидна современному зрителю. В чем же она состояла?

Чтобы понять это, следует со вниманием приглядеться к картинам.

Нестеровский «Пустынник» написан предельно просто и реалистично. Скупой серенький свет. Узкая полоса низкого, набухшего от сырости неба над буровато-серым лесом, над гладким свинцом озерных вод. Первый снег, зацепившийся за жёсткую щетину жухнущей травы. Одинокая молодая ёлочка на переднем плане.

И – две жгуче-красных рябиновых грозди, словно подчеркивающих холодную невзрачность красок поздней осени. Нестеров вывел на полотне типичный, ничем не приукрашенный пейзаж средней полосы России. Каким контрастом на этом унылом фоне смотрится фигура старца! Краски те же: серый, бурый, черный.

Но какое внутреннее сияние исходит от лица отшельника, какой теплой улыбкой озарено его доброе лицо, как светится приглушенное золото его бороды, лежащей на простой черной рясе!

Художник «нащупал» ту единственно верную грань между реальностью и мистикой, которую могли простить ему старшие коллеги-передвижники. Всё, что изображено на картине, – реально. Такие пейзажи, таких стариков, казалось, можно было случайно встретить в любом уголке России-матушки.

Лишь то, что прячется между «строками» нестеровского послания – особое, торжественно-радостное настроение, разлитое по всей картине, – выдает христианский посыл художника. Да еще глаза старца, говорящие о внутренней работе души, – глаза, смотрящие и видящие нездешние предметы, – свидетельствуют о крепкой связи пустынника с Богом.

Товарищи и коллеги Нестерова, ярко выраженные реалисты, подобное принять могли.

М. В. Нестеров. Видение отроку Варфоломею. 1890. Холст, масло.

Не таков «отрок Варфоломей». Вроде бы те же любопытные ёлочки выглядывают из лиственного леса. Вроде бы то же белёсое небо – только не низкое и тяжелое, а высокое, лишенное малейшего намека на дождь – широкой полосой покоится над землей. Но это уже не тот скорбный русский пейзаж, который так часто можно увидеть в ненастное время года.

Золото и багрянец ранней осени явственно проступают на полотне. Но лето еще не сдает своих позиций, еще радует зеленью, еще расшивает золотое убранство луга мелкими голубыми и желтыми цветами. Широким охристым прямоугольником лежит на заднем плане поле. Вдоль неугомонной змейки серебристой реки, повторяя ее затейливые изгибы, тянется дорога.

Природа замерла в ожидании чуда… и это чудо происходит на глазах у зрителя.

Апологеты передвижничества обсуждали между собой «Видение отроку Варфоломею». Они говорили, что нестеровское полотно «…подрывает те “рационалистические” устои, которые с таким успехом укреплялись правоверными передвижниками много лет». Картину обвиняли в тяжких грехах.

«Вредный мистицизм, отсутствие реального, этот нелепый круг (нимб) вокруг головы старика… Круг написан, так сказать, в фас, тогда как сама голова поставлена в профиль». Сторонники реалистического направления в живописи картину «признали… вредной, даже опасной».

И дело не в одном только «неверно» изображенном нимбе.

«Пустынник» – это изображение земного, тленного мира. «Варфоломей» же – отражение мира небесного. Высшая, мистическая реальность прорывается в мир земной, наполняет его до краев, преображает зрителя, делая его чище и совершеннее.

«Видение отроку Варфоломею» – больше чем картина. Это полотно тёплое, нарядное, глубоко символичное… как икона допетровских времен.

На картине нет ничего случайного, ничего лишнего. Всё, что здесь изображено, имеет мощный мистический подтекст. Нарядная деревянная церковка на заднем плане – это приходской храм, в котором преподобный Сергий трижды возвестил свое будущее появление на свет, и одновременно – это прообраз будущей Лавры.

Извилистая тропа – дорога, по которой он придет к храму. Могучий, раскидистый дуб – будущее, которое ожидает Варфоломея: сам Сергий, его многочисленные ученики и последователи преобразят устои русского монашества.

Как это похоже на традиции иконописи – изображать на одной доске события прошлого, настоящего и будущего в столь тесном единстве, будто происходят они в один и тот же миг! Приближает картину к иконе и выбранная художником цветовая палитра.

Охристо-желтый и нарядный багряный, голубовато-зеленый и богатый золотой в сочетании с беловато-бежевым фоном и коричнево-черным акцентом. Это нарядное сочетание красок было одним из излюбленных у древнерусских иконописцев. И оно ох как отличается от привычного вседневного колорита Северо-Восточной Руси!

Столь вольного обращения с реальностью собратья-передвижники Михаилу Васильевичу простить не смогли.

По сути, Нестеров передал на полотне эпизод из жития преподобного Сергия. Передал, не пожертвовав ни единой деталью. Вековой дуб посреди поляны. Инок, достающий просфору. Варфоломей, юная душа которого томится в ожидании неведомого чуда.

И в то же время… так гармонично, так красочно это послание, будто сама природа вызвалась передать его в наш мир. Не словами жития, но эмоцией, прекрасным, преображённым состоянием родной природы художник сумел передать на полотне миг совершающегося чуда.

Мгновение, когда божественный и земной миры соприкасаются, превращаясь в единое целое. То, на что в «Пустыннике» художник лишь намекает, в «Варфоломее» сказано напрямую.

«Пустынник» стал важной ступенью в творчестве Нестерова. Поднявшись на нее и приникнув духовным зрением к окну в горний мир, художник сумел написать «Варфоломея» – заглянуть так высоко, как никогда ему больше не удавалось. Нестеров создал шедевр, подлинное значение которого поняли весьма немногие его современники.

Не сразу осознал масштаб своего творения и сам художник. Снова и снова старался он превзойти «Варфоломея» или хотя бы написать нечто равное по силе, но это ему так и не удалось.

М.В. Нестеров. Юность Преподобного Сергия. 1892–1897. Холст, масло. 247 х 229

Так, на протяжении всех 1890-х годов художник работает над полотнами «Сергиевского цикла». Пишет картину «Юность Преподобного Сергия» (1897), триптих «Труды Преподобного Сергия» (1897), полотно «Преподобный Сергий» (1898), эскизы к большой картине «Прощание Преподобного Сергия с князем Дмитрием Донским» (1898-1899).

В 1899 году на Савву Мамонтова, хозяина Абрамцева, обрушивается несчастье: финансовый крах и арест. Это событие отдаляет Нестерова от абрамцевских просторов, от мира сказочной русской природы, а вместе с ними – и от Сергия.

Масштабное полотно «Прощание Преподобного Сергия с князем Дмитрием Донским», к которому уже было создано несколько эскизов, художник так и оставляет неоконченным. Но личность святого продолжает занимать ум живописца.

Так, уже при большевиках, в 1926 году, появляется новое полотно цикла – «Христос, благословляющий отрока Варфоломея». Однако Нестеров остро чувствует: рядом с самой первой картиной цикла все они серьезно проигрывают.

М.В. Нестеров. Труды преподобного Сергия. Триптих. 1896–1897.

Каждое из «сергиевских» полотен, появившихся на свет после «Видения отроку Варфоломею», написано добротно и основательно. Все-таки Нестеров был настоящий мастер своего дела. Но – мастер, пошедший у своей эпохи на поводу и отказавшийся от дарованного ему прозрения.

Это хорошо видно на примере триптиха «Труды Преподобного Сергия». Протоптанная в снегу тропинка, курящийся над избами дымок, окраина смешанного леса. Разлитый в воздухе блаженный покой, не зависящий от смены времен года.

Как и в «Пустыннике», фоном для трудов святого здесь служит привычный русский пейзаж.

Первое слово, которое хочется применить к картинам – публицистичность. Это попытка образованного и тонко чувствующего художника подстроиться под понимание «простого человека». Под каждым из «Трудов» можно написать несколько слов, в которых исчерпается все содержание картины.

Вот Сергий носит воду, вот рубит избу, а там просто стоит, задумавшись о чем-то; подвиг физический он неизменно сочетает с подвигом молитвенным и… всё. Каждое из трех полотен без труда может быть «рассказано», оно понятно неискушенному зрителю, и в то же время эта внешняя простота лишает картины острой силы «видения», проникающего в самую душу.

В «Трудах», равно как и в других полотнах цикла, нет того живого чувства единения двух миров, которое есть в «Варфоломее». В них нет чуда.

«Видение отроку Варфоломею» не зря считается едва ли не лучшим из произведений Нестерова. Картина настоящая, она словно дышит, на нее завороженно смотришь и не можешь сформулировать словами всю глубину смыслов, в ней сокрытых. Слова лишь выхватывают то тут кусочек, то там – а всей полноты объять не могут. Да и не нужны тут слова, без них всё понятно – картина сама вливается в душу.

На протяжении долгих лет жизни Нестеров сумел в полной мере реализовать полученный от Бога живописный дар. «Пустынник» стал первым, еще робким шагом Михаила Васильевича по выбранному им для себя пути: изображения живой связи, соединяющей человека и Бога.

Первой попыткой нащупать в своей душе что-то важное – и передать на полотне ощущения от увиденного. Двигаясь по этому пути, художник встречал постоянное сопротивление – как внешнее, так и внутреннее.

Художнику мешало собственное образование, вернее – те штампы, которые он приобрел на студенческой скамье наряду с необходимыми навыками. Излишек знаний сковывал его творческий порыв, мешал передать на полотне интуитивно прочувствованную грань между реальностью и христианской мистикой.

Наконец, самая среда, в которой бытовал художник – отрицательное отношение коллег-реалистов, непонимание со стороны коллекционеров, неготовность общества принять картину – нередко препятствовала реализации живописных замыслов.

Когда Нестеров нашел в себе силы преодолеть сопротивление среды, подчиниться божественной интуиции и показать на полотне чудо – ему удалось создать шедевр. Впоследствии художник пошел на поводу у эпохи.

Создавая полотна «Сергиевского цикла», Нестеров попробовал примирить два варианта – чудесный и реалистический, «Варфоломея» и «Пустынника». В итоге ему не удалось в полной мере ни то, ни другое.

Нестеров-публицист, Нестеров-проповедник так и не сумел подняться до высот Нестерова-художника от Бога.

Федорец А. И.

31 мая 2012 г.

Богослов.Ru

Назад к списку

Нестеров Михаил ВасильевичКартины и биография

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я

Нестеров Михаил Васильевич (Nesterov Mikhail Vasilyevich), русский художник, выдающийся мастер историко-религиозного и портретного жанра. Родился 19 (31) мая 1862 года в Уфе в купеческой семье.

Михаил Нестеров получил высшее художественное образование в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его наставниками были В. Г. Перов, А. К. Саврасов, И. М. Прянишников, а также в Академии художеств (1881–1884). Жил Михаил Нестеров преимущественно в Москве, а в 1890–1910 годах – в Киеве.

Не раз бывал в Западной Европе, в том числе во Франции и Италии, много работал в Подмосковье (Абрамцево, Троице-Сергиева лавра и их окрестности).

Выбор царской невесты, 1887-1888, Музейное объединение, Архангельск
За приворотным зельем, 1888, Саратовский художественный музей
Пустынник, 1888-1889, Государственная Третьяковская галерея

Если ранние исторические картины Нестерова еще передвижнически достаточно бытописательны (“Избрание Михаила Федоровича на царство”, 1886, Третьяковская галерея, Москва; “Выбор царской невесты.

Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышнею Марией Ильиничной Милославской”, 1887, Государственное музейное объединение «Художественная культура Русского Севера», Архангельск), то позднее, художник усиливает в своих образах фольклорные черты (“За приворотным зельем”, 1888, Художественный музей, Саратов), атмосферу религиозной легенды (“Пустынник”, 1888–1889, Третьяковская галерея).

Видение отроку Варфоломею, 1890, Третьяковская галерея, Москва
Богоматерь с Младенцем, 1890, Эскиз к росписи Владимирского собора в Киеве
Великомученица Варвара, 1894, Эскиз к росписи Владимирского собора в Киеве

Знаменитое полотно “Видение отроку Варфоломею” (будущему Сергию Радонежскому; 1889–1890, Третьяковская галерея) – картина, где чувством чудесного проникнуты и фигуры, и среднерусский пейзаж.

Михаил Васильевич Нестеров активно работал и в сфере религиозного монументально-декоративного творчества: росписи Владимирского собора в Киеве, мозаики и иконы церкви Спаса-на-крови в Петербурге, росписи храма Александра Невского в Абастумани, росписи Покровского храма Марфо-Мариинской обители в Москве.

Здесь закрепляется традиция «церковного модерна», наполняющего канонические церковные сюжеты глубоким лиризмом.

По-своему монументально-лиричны портреты художника; наиболее выразительны созданные Нестеровым образы родных и духовно-близких людей (дочь художника Ольга Михайловна Нестерова, или так называемая “Амазонка”, 1906; Екатерина Петровна Нестерова в старорусском костюме, 1906; П. А. Флоренский и С. Н. Булгаков, или “Философы”, 1917, Государственная Третьяковская галерея).

Святая Ольга, 1892, Эскиз образа иконостаса южного придела Владимирского собора
Под Благовест, 1895, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
На горах, 1896 год, Киевский музей русского искусства, Украина

В больших, «соборных» картинах Нестеров стремится выразить чаемые рубежи великого духовного обновления (“Великий постриг”, 1898; “Святая Русь”, 1901–1906). Самое большое полотно мастера – “На Руси. Душа народа.

” (первоначальное название “Христиане” 1914-1916) – включает в толпу «очарованных странников» фигуры Достоевского, Льва Толстого и Владимира Соловьева.

Неизменно весьма важную, порой самоценную роль играет лирический пейзаж (написанная по соловецким впечатлениям картина “Молчание”, 1903).

Труды преподобного Сергия, 1897, ГТГ
Великий постриг, 1898, ГТГ
Царевич Дмитрий, 1899, ГРМ

Не приняв революции, Нестеров уединяется в творчестве. Религиозные сюжеты (где мастер варьирует прежние мотивы) допускаются лишь на «экспорт», а единственная постреволюционная выставка картин Нестерова в 1935 году носит закрытый, «спецпропускной» характер.

В эти годы художнику лучше всего удается выразить себя в портретах; он пишет людей искусства и науки как своего рода подвижников творческой силы и энергии (портреты художников П. Д. и А. Д. Кориных (1930), академика И. П. Павлова (1935), скульпторов И. Д. Шадра (1934) и В. И.

Мухиной (1940; все работы – в Третьяковской галерее) и другие портреты. Умер Михаил Васильевич Нестеров в Москве 18 октября 1942 года.

Сергий Радонежский, 1899, ГРМ
Павлов Иван Петрович, 1930-е, ГТГ
Мухина Вера Игнатьевна, 1940, ГТГ
За Волгой, 1905, Астраханская художественная галерея
Ольга Михайловна, дочь художника, 1905, Третьяковская галерея
Екатерина Петровна, жена художника, 1905, Третьяковская галерея
Святая Русь, 1901-1906, Государственный Русский музей
Нестерова Екатерина Петровна в старорусском костюме, 1906 год
Дочь художника Наташа Нестерова на садовой скамейке, 1914 год
Лисичка, 1914, Государственная Третьяковская галерея
Сестры, 1916, Киевский музей русского искусства, Украина
Душа народа. Христиане, 1914-1916 годы, Третьяковская галерея
Философы, 1917, Государственная Третьяковская галерея
Сказание о невидимом граде Китеже, 1917-1922, Нижегородский музей
Путник, 1921, Тверская областная картинная галерея
Послушницы на берегу реки, 1920-е, частное собрание
Монахини и странник у реки, 1922, частное собрание
Девушка у пруда. Наталья Михайловна Нестерова, 1923 год
Два лада, 1905, Нижегородский художественный музей
Зима в скиту, 1904, Башкирский художественный музей, Уфа
Отцы-пустынники и жены непорочны, 1932, Третьяковская галерея