Содержание
“Ранимый гей” Павел Челищев
Опубликовано 21 октября 2015
Автопортрет. 1925. Худ. Павел Челищев
Он известен как “единственный русский сюрреалист” и некоторое время друг Гертруды Стайн – больше на Западе, чем на родине в России, откуда эмигрировал в 1920 году. Кое-кто вообще не считает его русским. На иностранных языках о нем написаны сотни статей, вышли книги и каталоги.
Но все, что известно о Челищеве в России начала XXI века – это информационная волна вокруг проекта искусствоведа Александра Шумова: выставки и альбома, которым предшествовала его статья в гей-журнале “Квир” в сентябре 2005 года. До того материалы о Челищеве в отечественной прессе можно пересчитать по пальцам одной руки.
Его называют то “ранимым геем”, то обладателем бесконечного числа любовников и основателем целой “гомосексуальной общины” в Париже. О его вспыльчивом характере, публичных скандалах и драках из-за любовников складывают легенды и анекдоты. Павел Федорович Челищев происходит из старинного русского рода.
Он один из многодетной семьи калужского помещика, семью которого сорвала с родового гнезда революция. Впрочем, Челищев бежал из России не сразу, пару лет он жил в Киеве, где брал уроки у самой Александры Экстер (1882-1949) – “амазонки авангарда”, одной из основоположниц стиля “ар деко”. Одновременно он был окружен множеством юных художников.
В ближайшие годы многие из них станут именитыми. Например, “проекционист” Климент Редько (1897-1956), начинавший иконописцем в Киево-Печерской лавре, а закончивший руководителем изостудии при Московской сельхозакадемии им. Тимирязева. Пока же Редько писал Павлику игривые письма, вызывающие физические ассоциации об их близости – “…я почувствовал твою руку в моей руке…
” – и подписывался: “любящий тебя … твой сорванец”.
За Украиной последовала Турция – недолгое прибежище эмигранта, а потом Берлин и Париж, где Челищев быстро вошел в круг Сергея Дягилева – сердцевину которого составляли талантливые люди, отдающие предпочтение однополой любви. Хотя встреча с Дягилевым и тем художественным направлением, которое воплощало это имя, произошла еще в России.
Наблюдая за способностями сына к рисованию, отец выписал для совсем еще мальчишки журнал “Мир искусства” (1897 – 1904). А юношеские пейзажи калужского имения, написанные подростком, показали одному из “мироискусников” живописцу Константину Коровину (1861-1939). “Мне нечему его учить. Он уже художник”, – будто бы сказал он.
“Уже художник” во Франции легко стал художником известным. В 1925 году Гертруда Стайн, приезжавшая в Париж с целью пополнить коллекцию своих картин, купила его “Корзинку с клубникой”. Натюрморт занял место рядом с Пикассо в столовой американского дома феминистки.
В Париже Челищев собрал вокруг себя художников, писателей, музыкантов и просто симпатичных молодых людей, которых потом будут называть членами “гомосексуальной общины Челищева”. Многие были его любовниками. Например, писатель-сюрреалист Рене Кревель (1900-1935), близкий к Сальвадору Дали. Последний посвятил ему целую главу в своем “Дневнике гения”. От Кревеля Челищева оттолкнуло его неожиданное и фанатичное увлечение революционными идеями. В Париже русский эмигрант сторонился всего, связанного с революцией и коммунистами. К тому же Кревель пугал его частой сменой увлечений и настроений. В 1935 году его очередная депрессия закончилась самоубийством.
Джованни в соломенной шляпе. 1930. Худ. Павел Челищев
Портрет Николая Магеллана. 1930. Худ. Павел Челищев
Портрет мужчины в тату. 1934. Худ. Павел Челищев
Бывал здесь и другой именитый гомосексуал Сергей Набоков (1900-1945) – один из родных братьев писателя и поэта Владимира Набокова. Впрочем, его слава ограничивается общей со знаменитым американским писателем фамилией. В начале 1920-х годов “Сергей поселился в одной квартире с Челищевым и его любовником”. Их связывал не только быт.
“Высокий, немного ленивый, застенчивый” заика не обладал расторопностью и упорством брата, хотя писал талантливые стихи. Позже он нашел свое счастье с богатым австрийским аристократом Германом Тиме. Война его разрушила, и он умер от истощения в фашистском лагере в 1945 году.
Любовник Челищева, с которым Сергей Набоков делил кров в парижской квартире – это американский пианист Аллен Таннер, с которым они познакомились в самом начале 1920-х годов в Берлине, в Париж возлюбленные приехали в 1923 году. Американский партнер Челищева писатель Чарльз Генри Форд (1913-2002).
В США его считают автором первого гей-романа, точнее соавтором – криминальный роман Young and Evil он написал в 1933 году вместе с Паркером Тайлером (1904-1974). Форд был редактором двух влиятельных журналов. В 1940 году он начал издавать View, объединивший европейских сюрреалистов – писателей, поэтов, художников и фотографов, пережидавших в Нью-Йорке войну в Европе.
15 лет (или 10 – по другим данным Чарльз родился в 1908 году) разницы в возрасте не мешали Форду и Челищеву поддерживать отношения с начала 1930-х годов в Париже. Они познакомились при необычных обстоятельствах.
В 1932 году Форд, считавшийся бисексуалом (именно под таким названием, Bisexual Bimonthly, он издавал один из первых своих журналов), возвращался из путешествия в Танжер со своей новой любовницей Джиной Барнес (1892-1982), американской поэтессой-феминисткой. В Париже они обнаружили, что полностью лишились оставленных в городе вещей и одежды, уничтоженной крысами.
Челищев помог с гардеробом. В результате Барнес вернулась домой одна. А у Форда с Челищевым произошло то, что мемуаристы будут назвать “страстная связь”, и они вместе отправились в Америку. Но прежде была драка из-за любовника в парижском доме Гертруды Стайн. Она выгнала за порог еще вчера ревностно опекаемого Павлика.
Разрыв был столь болезненным, что вскоре и “Корзинка с клубникой” покинет свое привычное место, а 2000-х в результате стечения обстоятельств вернется в Россию и пойдет с молотка.
В скандале была замешана влюбленная в Челищева женщина – Эдит Ситвелл (1887-1964), английская поэтесса, “эксцентричная родственница Тюдоров, организовавшая его выставки в Британии и помогавшая в поисках клиентов из местной аристократии для создания портретов”. Лишившись сразу двух покровительниц – Стайн и Ситвелл, Челишев обрел любовника…
25 лет личных и творческих отношений Челищева и Форда вошли в историю американского искусства несколькими совместными проектами, в которых принимали участие Джордж Баланчин, Сальвадор Дали, Жан Кокто и другие. Челищев иллюстрировал журнал сюрреалистов View (1940-1947), создал серию рисунков к гей-роману Young and Evil, однако впервые они были изданы в книге только в 1988 году.
Тунисский мальчик. 1930-е. Худ. Павел Челищев
Купальщики. 1940-е. Худ. Павел Челищев
Купальщики. 1938. Худ. Павел Челищев
В 1952-м Челищев стал американским гражданином. Хотя в это время вновь жил в Европе. Последние пять (по другим данным 8) вместе с Фордом они предпочитали то Рим, то Париж. В 1956 году в возрасте 58 лет Челищев перенес инфаркт и летом 1957 года скончался в имении близ Рима на руках своего любимого.
Если в США Форд был более известен как поэт, то в Старом свете он начал яркую карьеру художника и фотографа. Поэтому, когда Чарльз после смерти Павла вернулся в Америку, он вскоре был поднят на вершины славы новым поколением художников, среди которых такие гей-кумиры, как Роберт Меппелторп и Энди Уорхол.
Чарльз Генри Форд прожил долгую жизнь и скончался, опекаемый очередным любовником, в глубокой старости в 2002 году. Павел Челищев много рисовал для балета, в 1920-е годы оформил несколько книг. Началось все в Берлине с сотрудничества с “Русским романтическим театром” бывшего питерского танцовщика Бориса Романова.
Позже контакты с Романовым продолжатся в Нью-Йорке, где в 1938 году тот станет балетмейстером Метрополитен-Опера. Затем в Париже и Лондоне Челищев будет работать над постановкой последнего балета труппы Сергея Дягилева. Оформит балет “Ода” (1928) на музыку Николая Набокова по стихотворению Михайло Ломоносова.
Постановщиком будет Леонид Мясин, а главную партию станцует Сергей Лифарь. В творческой биографии Челищева также постановки Джорджа Баланчина в Париже и Нью-Йорке, Игоря Стравинского в Буэнос-Айресе и другие.
В кругу парижских живописцев Челищев вращался рядом с сюрреалистами, но в круг избранных не был допущен их самопровозглашенным (в 1924 году) лидером – Анри Бретоном (1896-1966), откровенным гомофобом. Так возникла околосюрреалистическая группа “Неоромантизм”.
Портрет Линкольна Кирштейна. 1937. Худ. Павел Челищев
Из начала американского периода отдельно можно вспомнить его сотрудничество с писателем, балетмейстером, импресарио Линкольном Эдвардом Кирштейном (1907-1996), богатым и талантливым гомосексуалом. Он сделал ему несколько балетов.
А в 1937 году написал “двойной” портрет Кирштейна, на заднем плане которого изображен обнаженный мускулистый боксер. Это одна из гомоэротических работ Челищева, который зримо воплощал мужской эротизм до начала 1940-х годов.
Кирштейн, основатель нью-йоркского балета вместе с Баланчиным, был автором и первого небольшого исследования о Челищеве, выходившего, по меньшей мере, трижды – в 1947, 1970 и в 1994 годах.
Кирштейн – это “американский Дягилев”, “камин-аут” которого в 1980 году имел важное значение для движения геев и лесбиянок в Америке.
Портрет Эдалжи Диншо. 1940. Худ. Павел Челищев
Наиболее полно характеризует “голубое” направление в творчестве Челищева исследование Дэвида Леддика “Гомоэротическое искусство Павла Челищева” (The Homoerotic Art of Pavel Tchelitchev, 1999).
В нем воспроизведены около 60 работ художника с 1929 по 1939 годы, который условно можно назвать “голубым периодом”.
Во второй период Челищев исследует анатомию мира. Его картины называют “лимфатической системой” мироздания.
Это точные прорисовки людей: кровотоки жизни, символически передающие внутреннее устройство человека. Этот период наиболее привлекает искусствоведов и собирателей авангарда.
Основным проектом его называют триптих “Ад – Чистилище – Рай”, последняя часть которого осталась нереализованной. Под Адом понимают полотно “Феномен” (Третьяковская галерея), Чистилище – это картина “Игра в прятки” (музей Современного искусства в Нью-Йорке).
Феномен. Худ. Павел Челищев
Интерес к Челищеву в России возник лишь в самом начале 2000-х годов, во многом благодаря внучатому племяннику художника поэту-метаметафористу Константину Кедрову и искусствоведу Александру Шумову.
В 2005 году была представлена их совместная книга-альбом “Рай Павла Челищева”, а осенью 2006 года в галерее “Наши художники” (Москва) прошла первая масштабная ретроспектива “ранимого гея”.
Владимир Кирсанов Москва, 2007
Феномен Павла Челищева
Что такое сюрреализм в понимании широкой российской публики? Это Сальвадор Дали, Марк Эрнст, Рене Магритт – художники, чьи имена ассоциируются с одним из наиболее популярных и скандальных течений изобразительного искусства прошлого века.
Что такое сюрреализм в понимании широкой российской публики? Это Сальвадор Дали, Марк Эрнст, Рене Магритт – художники, чьи имена ассоциируются с одним из наиболее популярных и скандальных течений изобразительного искусства прошлого века.
О русском сюрреализме известно мало, что говорить о калужских его страницах. И уж тем более удивительно, что имя одного из наиболее ярких его представителей, рожденных на калужской земле, здесь полностью забыто.
Павел Челищев. Открыватель новых путей в живописи двадцатого века, предвестник и друг Дали, Джойса, Баланчина и Дягилева. По странной прихоти судьбы, буквально боготворимый на Западе и в США художник, чьи работы украшают коллекции самых известных мировых музеев мира, «вернулся» на родину только в нулевые.
Он появился на свет в родовом имении Челищевых, в деревне Дубровка, 21 сентября 1898 года. Начал рисовать с раннего детства, и уже в самых первых работах заметен его талант. Сохранились работы Челищева, на которых изображены то дерево-руки, до сих пор растущее в Дубровке, то родной дом.
(Сейчас дома в Дубровке не существует – он сгорел во время войны, а на фундаменте поставили дома пасечника. Зато живы шесть лип, которые отец Павла, Федор Челищев, посадил в родном имении.) Когда пейзажи Дубровки юного Павла показали Константину Коровину, тот сказал: «Мне нечему его учить. Он уже художник».
Как выглядел мальчик Павлик Челищев – можно увидеть, посмотрев на его портрет кисти Кипренского.
А потом грянула революция, и в 1918 году семья со скарбом, погруженным на подводы, покинула калужский край навсегда. Павел отправился в Киев – учиться во вновь созданной Украинской академии художеств, потом работал картографом в добровольческой армии Деникина, а в 1919 году окончательно покинул Россию.
Слава приходит к нему практически сразу. В Европе он оформляет балеты Дягилевских сезонов, сотрудничает с Джорджем Баланчиным и Игорем Стравинским («Орфей»), а в 1928 году по его замыслу был поставлен балет «Ода» по произведению Ломоносова, в котором главную роль исполнил Сергей Лифарь.
По свидетельствам современников, в постановке были задействованы все мыслимые и немыслимые сценические средства, включая фосфорическое свечение и пиротехнические эффекты. Каждое движение танцоров изменяло конфигурацию пространства.
Но спектакль провалился, и верная поклонница таланта Павла Челищева Гертруда Стайн утешала Павла: «Придет время. Все увидят и войдут!».
Оно пришло довольно скоро. И пусть Челищев по некоторым причинам не вошел в сюрреалистический круг Анри Брюссона, но его художественный талант притягивал к себе глаза публики, как магнит.
От фашизма в 1934 году он бежал в США, а в 1942 году его картина «Игра в прятки, или Каш-каш» была экспонирована в Нью-Йорке вместе со знаменитой «Герникой» Пикассо в Музее современного искусства.
Как пишет потомок Челищева Константин Кедров: «Вокруг толпились дети и часами высматривали все новые детские фигурки, спрятанные в листве и в коре мирового древа». Сейчас эта картина находится в собрании Музея современного искусства в Нью-Йорке.
Говорят, что технику ассамбляжей Дали позаимствовал у Челищева. Да и тот факт, что ищущий мятежный русский ум пришел к сюрреализму раньше Дали на девять лет, не может не радовать.
С 1949 года Челищев перебрался в Италию, уже имея за плечами статус «основоположника мистического сюрреализма». Здесь в 1957 году он умер от инфаркта, принятого за воспаление легких. Сейчас его прах покоится на кладбище Пер-Лашез во Франции.
Наблюдая за тем, как складывается судьба творчества Челищева в России, можно сказать одно: нет пророка в своем Отечестве.
Только в 1958 году его знаменитая картина «Феномен», которая по завещанию мастера была передана в фонд Государственной Третьяковской галереи, тайно попала в Россию в виде свернутой в рулон декорации с балетной труппой Джорджа Баланчина – так старый приятель выполнил завещание художника.
«Ад, или Феномена» (1938) перекочевала в запасники и пролежала там 40 лет. Только недавно она появилась в постоянной экспозиции. Но и сейчас она удивляет, а подчас и шокирует зрителя, привыкшего к совсем другой живописи. Все в ней необычно и непредсказуемо. Еще несколько картин русского сюрреалиста хранятся в Русском музее в Питере.
Интерес к сюрреалисту Челищеву в России возник лишь в самом начале 2000-х годов во многом благодаря внучатому племяннику художника поэту-метафористу Константину Кедрову и искусствоведу Александру Шумову.
В 2005 году была представлена их совместная книга-альбом «Рай Павла Челищева», а осенью 2006 года в галерее «Наши художники» (Москва) прошла первая масштабная ретроспектива художника. 30 сентября 2008 года состоялась презентация фильма «Нечетнокрылый Ангел» по сценарию К.Кедрова и Н.
Зарецкой. С помощью труппы «Кремлевский балет» была воссоздана версия балета с оформлением Челищева «Ода», поставленного в 1929 году труппой Дягилева в Париже с участием Мясина и Лифаря.
А в 2011 году в Дубровку приехал Константин Кедров и обнаружил, что о Челищевых местные жители не забывали на протяжении многих лет, и еще живы памятные приметы замечательного русского рода.
Однажды Игорь Стравинский спросил у Павла Челищева: «Почему вы сделали у ангела крылья на груди? Где вы таких видели?». «А вы часто видите ангелов?» – спросил он в ответ. Незадолго до своей смерти Челищев написал целую серию «ангельских портретов», где человек просвечивает сквозь звезды…
Из письма Павла Челищева 20 августа 1947 года: «…Я ушел далеко от обыкновенного человеческого понимания и смысла жизни и отношения человека в смысле вселенной – поэтому я чувствую себя довольно одиноким.
Много читаю, думаю – вся моя жизнь в работе – в живописи – я как бы мост между наукой и искусством – это бывает очень редко, и вот на мою долю упала эта участь! Это единственное, чем я смогу принести пользу человечеству».
Челищев П.Ф. “Феномен” (1936-38). Pavel Tchelitchew “Phenomena”
П. Ф. Челищев «Феномен»
Этот дворец – творение Богов, подумал я сначала.
Но, оглядев необитаемые покои, поправился:
Боги, построившие его, умерли. А заметив, сколь он
необычен, сказал: «Построившие его Боги были безумны».
Борхес Хорхе
Господи, зачем ты создал этот город?! За что ты караешь?! Или это тебя самого так наказали? Вывернули наизнанку и показали тебе твоё детище таким, каким оно само себя сделало? Нет, это не твоя вина! Это Бессмертные! Ты создал Эдем, в котором жили великие и мудрые, такие, как Гомер, где был вечный золотой век. А теперь они создали пародию, на себя, на тебя. Перевёртыш. Был рай, стал ад…
Ад – горный, движущийся, пузырящийся как лава. Пирамида, мироздание, в основе которого существуют монстры и уродцы, а у его подножия протекает река: Лета, Стикс, Эзеп, Пактол?..
«Я вышел к себе через-навстречу-от. И ушёл под, воздвигая над.» – написал Константин Кедров. О Челищеве. Его мистицизм, оксюмороны, невероятность, сумасшествие… «Феномен» – ад. Часть триптиха. Челищев – Данте на холсте. И ещё не известно, что страшнее. Челищев – предсказатель. Он показывает новый мир, общество будущего, в котором живём мы, уроды, мутанты, дегенераты…
Люди отказались от живого мира, от новшеств, от движения. Они превратились в хаос. Груды разломанных машин, вывороченных картин, восставшие из могил мертвецы, то ли свадьба, то ли похороны (если свадьба, почему только невеста? если похороны, почему белый цвет?), сумасшедшие воронки, напоминающие человеческие желудки, искаженные человеческие органы…
Разрез дома – пещера. Вылетает женщина, покрытая саваном с головой, сивилла. Жуткий, душераздирающий, пронизывающий до мозга костей её крик. Но в другом углу площади он уже не слышен. Там тихая идиллическая гармония.
Летит бабочка, древний символ бессмертия… Девочки – сиамские близнецы, мать, кормящая ребёнка двумя парами грудей, человек и лошадь в противогазах, бабочка – всё это радужно, спокойно и светло. Даже цвет меняется.
Если в горах были каменистые, серые, мрачные, могильные оттенки, то, спускаясь по диагонали, появляются цвета радуги, яркие, броские, пусть химические, неестественные, но живые, радостные. Эти люди, несмотря ни на что, продолжают жить и радоваться этой жизни.
Этим девочкам со слоновьей кожей, мальчикам-паукам, тюленям без плавников, медиумам в банке, старикам под стеклянными колпаками по-своему уютно и спокойно в их мире. Они уже свыклись с ним. Они строили его под себя.
В картину вложены сотни смыслов. Даже не художником, а воспринимающими его картину. Но каждый к концу своих размышлений чувствует мучительный стыд. За себя, за окружающих, за художника, за того, кто создал этот город…
В нижнем левом углу Челищев рисует художника, себя. Художник рисует продолжение картины, рисует то, что чувствует вокруг себя. На его картине – повешенный… Может быть, это тот единственный Человек, не выдержавший окружающей пытки, или не принятый и распятый?…
Это фантасмагорическая цитата – растленные персонажи Босха, апокалиптическое величие Толедо Эль Греко, художник-судья Веласкеса и Гойи перед своим холстом. Цитирование этих великих предшественников сюрреализма с его миром сновидений, бреда и трансформации. Но его мир страшнее.
Где-то далеко на заднем плане летит, падает человек. Он никем не замечен, мы и сами-то увидели его с трудом. Тоже цитата – «Падение Икара» Брейгеля.
Происходит катастрофа, гибель человека, но в мире это ничего не меняет. Человек летит прямо на острие огромного бездушного здания, символа власти и цивилизации, которое выросло на обломках пирамиды.
А у основания пирамиды – человеческие головы, тупые и безмозглые, ждущие своего часа.
Ощущение, что Челищев вставляет в картину свои тайные смыслы, которые он видит третьим глазом. Например, перед нами реальный пляж 30ых годов.
Море, солнце, каменистый берег, упитанная женщина в жёлтом купальнике и шапочке и пухлый красный мужчина загорают на пляжном матрасике, мужчина с волосатыми ногами вытирается полотенцем, резвятся радостные дети, на заднем плане – новые небоскрёбы, здания из стекла и бетона, теннисный корт – знак физкультурных занятий и здорового образа жизни советских граждан, и звуки популярнейшей песни 30-х годов, которая лилась из каждого приемника: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». И в этот момент мы начинаем буквально понимать значение каждого слова этой страшной песни. Советская сказка, советский рай, мечта превращается в адскую быль. Простор и пространство преодолены, прошлое и будущее сгущаются над настоящим как зловещие фантомы. «Нам разум дал стальные руки-крылья» – огромные руки-грабли, лопаты, ковши, гребущие, манящие, хватающие, душащие. Над всем этим апокалипсисом – пламенный мотор, который вставлен вместо сердца. Это невиданный полет «послушного аппарата», это пронзенный и расщепленный, и преобразованный, и разрушенный, и трансформированный «каждый атом».
Михайловская Маша
10г, гимназия 1543
Литобоз
Рай Павла Челищева. Москва; Пустынь; Цюрих: «Издательство Р. Элинина», «Университет Натальи Нестеровой», 2005.
ННа фотографии Сесила Битона мы видим человека, смотрящего сквозь пространство. И это не иллюзия, не кажущаяся выдумка — это на самом деле так. Он трогает его рукой, ощупывает как слепой, чтобы обрести другое зрение. Этот человек — художник Павел Челищев (1898 — 1957).
Фотография не датирована, но представляется, что художник на ней запечатлен будучи зрелой творческой личностью, уже многое сделано, главное же — другое зрение обретено. Художник практически неизвестен массовому зрителю, что вполне закономерно.
Прежде всего, такова обычная ситуация с творчеством, претендующим на поиск истины, а «истина (как выразил в предисловии эту мысль Александр Шумов) не может открыться всем и сразу». И «претендовать» в данном случае значит пытаться превозмочь ограниченность человеческих возможностей и заглянуть в самые глубины, пропасти, если угодно.
Велика ли вероятность того, что мастер сможет удержаться на краю пропасти, чтобы заглянуть, воспринять увиденное (не ослепнув от света Истины), перевести на нужный язык (живописи) и дать людям Прометеев огонь? И даже не сейчас мы поймем, удалось ли это сделать художнику. Ко всему прочему, творческое наследие мастера разбросано по разным континентам.
Поскольку жил он в Турции, Болгарии, Германии, Франции, Соединенных Штатах Америки, а умер в Италии. А самый ранний период его становления связан с Россией и Украиной. Вот еще одна причина того, что, возможно, именно этот альбом работ Павла Челищева, о котором идет речь, начнет прокладывать путь его творчества к широкому кругу людей.
Впрочем, современники все-таки были знакомы с его работами. Челищев создавал декорации для театра и балета, рисовал плакаты, занимался станковой живописью и графикой. Все это, конечно же, делалось для поклонников, заказчиков, работодателей. Но даже когда речь идет о портретах, рамки раздвигаются. В альбоме есть портрет некоей Руфь Форд.
Длинноволосая дева, по пояс закутанная в прозрачную белую ткань. Другая ее часть поднята за спиной Руфь чьими-то руками (их столько, сколько могла вместить площадь полотна, будто узор). Это не просто руки. Они показывают азбуку глухонемых. Это тоже послание — помимо чисто визуального, художественного ряда. Асимметрия правит. Она разрывает людей, предметы на части.
Целостность постигается через разрозненность — иллюзорное сведение разных точек в одну приводит к переосмыслению, к перевоплощению. Именно так — путем деиндивидуализации, отвержением мысли о единичности Я — можно попытаться выйти за пределы самости (все-таки поиски Истины несут оттенок общности). Вот почему часто создается ощущение, что силуэты раздваиваются.
В этом есть нечто ницшеанское (сразу оговорюсь, что в данном случае речь идет не о его философской системе в целом, а об одной его мысли): «Вокруг меня всегда на одного человека больше, чем нужно… Ведь всегда один на один — это получается в конце концов два». Примеров масса.
На картине «Асимметричное лицо» голова человека будто распластана, так кажется на первый взгляд, а потом начинаешь различать другое лицо, изучающее своего двойника. «Двойная фигура» уже самим названием обнажает (раскрывает) этот прием.
Если в отношении литературы подобное обозначается термином «минус-прием», что является нарочитой демонстрацией приема и как бы уничтожает его, то в живописи он работает совершенно по-другому. Первая работа воспринимается неоднозначно — асимметрия или двойничество? Во второй автор утверждает статус видимого, кажущееся — двойственность — словно узаконено. Но… более значимым становится вопрос — а почему фигура двойная? Мысль не просто дана, будучи якобы однозначной, она развертывается, становясь многоплановой, в какой-то момент начинающей противоречить самой себе.
Не случайно мы заговорили о литературе. Дело в том, что параллельно с картинами в альбоме представлены стихотворения поэта Константина Кедрова, которому Челищев приходится двоюродным дедушкой.
Союз этот вполне закономерен (и дело не только в кровных связях, хотя и это немаловажно). Это два мастера, один повелевает «пространственным», другой — «метаметафорическим».
Для обоих важна пластика, возможность соединения противоположного, преодоление предельности.
Я достиг тишины обогнавшей меня навсегда… Я вошел в обескровленный сад в обезглавленный лес… я достиг тишины говорящей
и крика молчанья
А главным проектом Челищева, над воплощением которого он работал всю сознательную жизнь, был монументальный триптих из картин — ад, чистилище, рай.
Первая часть — «Явление» или «Phenomena» (1936-38) — экспонируется в Государственной Третьяковской галерее в Москве, вторая — «Игра в прятки» (1940-42) — в Музее современного искусства в Нью-Йорке и третья осталась невоплощенной в задуманном формате.
О ней можно судить лишь по многочисленным подготовительным сериям, работа над которыми оборвалась со смертью художника. Удержаться над пропастью все-таки не удалось (закон, равно распространяющийся на всех смертных).
Ибо вечность творческого — непрекращающегося — полета забрала его, впустила в свои глубины, но не позволила поведать о Рае. Мысль о котором в человеческом (христианском) сознании до сих является центральной. Проще говоря, единственно спасительной для смертных во все времена. Но возможность того, что разгадка все-таки заключена в других его картинах, не должна быть отвергнута нами.
Я смотрю на «Игру в прятки» с единым телом мира из дерева, гор, камней-людей (или наоборот), на «Испанского танцора», исчезнувшего из пространства картины, оставив руки, ноги и след (не тень) на стене, на «Купальщиков», где небо-песок-бесконечность едины и фигура бросается с «неба», коим оно должно быть по Законам природы, вниз головой. И я думаю, возможно, от этого сопряжения (земли и неба, людей и вещей, присутствия и небытия) и напряжения, взрывающего его картины, и рождается Рай. Значит — продолжается мысль — нет противопоставления «жизнь земная — Рай», и он где-то близко. Может, он в нас самих?
Санджар Янышев. «Регулярный сад». М.: «Издательство Р. Элинина», 2005.
Речь распадается, и просит Слово «Построй Мне дом». В поэзии Санджара Янышева это проявляется в вечной недоговоренности. Слову будто не хватает пространства, или наоборот, пространству поэзии новых слов.
И получается, что звук обрывается, вместо «аккорда» оставив «аккор», от «Африки» начальную букву и — с напряжением — «Афр». И все занятия — «чаепи», «овцево», «рукоде» — становятся бессмысленными, за исключением «стиходелия». Даже воззвание «Бо-же» распадается.
Здесь и бо(ль) и же(лание), несмотря ни на что остановить распад.
Снизойди до меня, до ничтожества,
не рассудок — хоть речь укрепи…
Подобный прием не нов, но в этом угадывается некая тотальность. Вот и в первом номере журнала «Арион» за 2005 год мы встречаем «Зверинец слов» Алексея Алехина.
Где господа из глянцевых журналов, в шелковых летних пиджаках, прицениваются хозяйским оком к занесенному в Красную книгу архаизму… Где между вольерами, хватая крошки, перепархивают беспризорные уличные словечки…
(И только, — В.Б.) …клетка с единственным словом стихотворца пустует…
А что же стихотворец? Он отправляется на поиски «другого литературного процесса», на поиски мира, людей, пустившихся в бега.
О, ужас: нет людей, а Бог, Куда ни погляди — повсюду… В стеклянном черепе Его Нет места ни земле, ни блюду Из человечьих снов, молитв, Совокуплений и вечерий… А я — разулся и исчез, Не под стеклянным лбом — снаружи… И все же: где-то они есть —
И люди, и земля, и… ужас.
Обзор подготовила Валентина БУРУЛА
А живопись вас учили понимать?
Чуть о Третьяковке, Пикассо, Александре Экстер, Венеции, Павле Челищеве, и вообще…исключительно личное.
Кстати, к предыдущему тексту: в Третьяковке на Крымском в минувший понедельник многое вывесили по-новому. Масса работ явлена моему народу из кладовок и запасников. Куприн, Ларионов, Гончарова, Филонов, Шагал, Лентулов, Татлин и пр.
Живопись – это удивительный мир, волшебный… Сколько раз бывал в той же Третьяковке. Одно время, когда ещё не было никакого Крымского Вала, когда всё было вывешено только в Лаврушенском – года с полтора ходил чуть ли не как на работу, почти еженедельно. И каждый раз находил для себя что-то новое, интересное. На чем раньше внимание не фокусировалось.
Полотно Александры Экстер, например… Работу нельзя назвать незаметной, мягко говоря. Видел сто раз. Сто раз читал название: «Венеция». А вот как-то до души, до сердца не доходило. И – в очередной раз, пришел – и как удар по голове: «Венеция»! И совершенно по-новому видишь картину. Узнаешь мосты, каналы, гондолы, старинные строгие палаццо… Одна из моих любимых работ теперь.
И это – даже когда годами всё висит на своих местах – всё равно масса новых открытий, масса новых впечатлений гарантировано! А уж теперь…
Очень рекомендую посетить сей Храм, даже тем, кто там бывал неоднократно/бывает часто. Просто новое прочтение. Очень, очень рекомендую!
Единственное – снова не вывесили таки «Феномен» Павла Челищева. И утащили куда-то моих любимых «селедок» от Давида Штеренберга. Но это, пожалуй, единственное разочарование.
В целом же – просто отлично! Рекомендую настоятельно сходить, обновить впечатление.
Только, учтите:
«Очень давно, когда я сказал Пикассо о моей любви к импрессионистам, Пикассо заметил: «Они хотели изобразить мир таким, каким они его видели. Меня это не увлекает. Я хочу изобразить мир таким, каким я его мыслю…».
Конечно, многие холсты Пикассо трудны для понимания: сложность мысли и чувств, непривычность формы. Мне привелось быть переводчиком при первой беседе между Пикассо и А. А. Фадеевым во Вроцлаве:
Фадеев. Я некоторых вещей ваших не понимаю, лучше я это вам сразу скажу. Почему вы иногда выбираете форму, непонятную людям?
Пикассо. Скажите, товарищ Фадеев, вас учили в школе читать?
Фадеев. Разумеется.
Пикассо. А как вас учили?
Фадеев (со своим тонким пронзительным смехом). Бе – а – ба…
Пикассо. Как и меня – «ба»… Ну, хорошо, а живопись вас учили понимать?
Фадеев снова рассмеялся и заговорил о другом».
Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь».
Далеко не всё, что лично ты не понимаешь, это «фигня какая-то, так и я могу нарисовать!»…
Утрированно: чтобы хоть как-то понять, что, когда и зачем писал Михаил Ларионов – можно, для начала, хотя бы что-то почитать о нём.
P.S: Еще шок. Спрашиваю у смотрителя зала вчера: «А когда будет снова Челищев? Более года не могу увидеть!». Она мне: «Мы сами не знаем! Была протечка крыши, картина пострадала. Реставрируют…». Просто шок! Но, что называется – за что купил – за то продал. Рядом стояла вторая смотрительница зала – и согласно кивала головой, инфу о «протечке» не опровергла.
Ели правда – то дико переживаю. Павел Челищев – это величина. И работ его в России – не десятками. Хорошо бы в таких случаях таки информировать людей – что случилось, где, когда.
…и когда ждать назад. Третья дама, на входе, информацию о протечке крыши не подтвердила. «На выставке», – говорит. «На какой, где?», – спрашиваю. Ответ: «Не знаю, нам не говорят». Это, кстати, стандартный ответ во всех наших музеях. Идешь по залам – чего-то не хватает из знакомого.
И вот эта игра «Где – Не знаю, нам не говорят». А почему бы и не информировать? Если Павел Челищев, его «Феномен» (Земляк, на секундочку. Родился в селе Дубровка, ныне в Думиничском районе Калужской области).
Отец — калужский помещик Федор Сергеевич Челищев) действительно где-то на выставке, я бы лично не поленился, доехал бы….
Тут вопросы. Подумаю ещё, кому задать…
Александр Изгаршев
*Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Самые гипноизирующие картины русских художников
«Если долго всматриваться в бездну — бездна начнет всматриваться в тебя», — сказал Ницше. Если долго всматриваться в эти картины, то начинает немного кружиться голова. Окунемся в легкое безумие русского искусства.
«Адам и Ева» Баранова-Россине (1912 г.).
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Владимир Баранов-Россине жил и трудился в Париже, после Февральской революции вернулся в Россию, но в 1925 году предпочел снова уехать во Францию. Погиб он в Освенциме. Тема Адама и Евы — одна из его любимых, художник возвращался к ней несколько раз. Во всех вариантах картины внимание приковывает солнце в центре — недавно сотворенное, столь же юное и горячее, как и перволюди.
«Русский XX век I» Булатова(1991 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Эрик Булатов — один из главных русских художников второй половины ХХ века и создателей постмодернистского стиля соц-арт («социалистического» варианта поп-арта). Его серия «Русский ХХ век», к которой принадлежит эта картина, изображает идиллический родной пейзаж, над которым угрожающе нависает римская цифра «ХХ». В этой картине символ века превращается в лучи прожектора — то ли тюремного, то ли кинематографического.
«Жемчужина» М.Врубеля (1904 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Картина Михаила Врубеля, для которой «позировала» перламутровая раковина, подаренная Максимилианом Волошиным, стала не рисунком океанского организма, а изображением целой галактики, огромного мира, где нашлось место даже для морских принцесс.
Врубель удивительно умел сочетать синий и зеленый — цвета вроде бы безмятежные — таким образом, что на душе становится неспокойно. Симптом гениальности человека, закончившего жизнь в лечебнице для умалишенных.
«Динамическая спираль.
Возрастающая энергия
красного пространства» Инфанте (1964 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Франсиско Инфанте-Арана (р. 4 июня 1943 г.)— русский художник с испанской фамилией, доставшейся от отца-эмигранта. В 1960-е годы — звезда советского нонконформизма, один из лидеров кинетического искусства. Мотив спирали будет повторяться в его творчестве многие годы — в следующий период это будут уже не картины на плоскости, а трехмерные композиции, еще более завораживающие благодаря мобиле, в том числе зеркальным.
«Ночь на Днепре» Куинджи (1882 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Пейзаж Архипа Куинджи (27 января 1841 — 24 июля 1910) был написан в ту эпоху, когда в живописи царили реалистичность да академизм.
Понятно, почему необычное полотно произвело такой эффект тогда — удивительно, что оно продолжает это делать и в наши дни, когда зритель так пресыщен.
Говорят, с годами краски в «Ночи на Днепре» все больше и больше темнеют — однако луна и река продолжают все также светиться.
«Проун» Лисицкого (1922–1923 гг.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Эль Лисицкий — один из столпов русского авангарда, мастер супрематизма. Следование открытиям Малевича заметно и в этом «проуне» (аббревиатура от «проект утверждения нового»), этим словом собственного изобретения Лисицкий называл свой личный вариант супрематических композиций, в котором геометрические тела становятся трехмерными.
«Шар улетел» Лучишкина (1926 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
На картине наивного абсурдиста Сергея Лучишкина — уже городские джунгли, хотя вокруг еще 1920-е годы.
С одной стороны, здесь трагедия ребенка, потерявшего воздушный шарик. Но картину ругали за еще больший пессимизм: в одном из окон домов, сходящихся в давящей перспективе, виден повесившийся человек.
Автопортрет Малевича (ок. 1910 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Создатель «Черного квадрата» рисовал людей реалистично, редко — предпочитал превращать человеческие фигуры в наборы конусов и кубов. Но когда рисовал — выходило мощно.
Лучше всего получались, разумеется, собственные портреты. Этот автопортрет эффектен немигающим взглядом пристальных глаз, подсмотренным автором чуть ли не у Спаса «Ярое Око».
«Восстание» Редько (1925 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Самое странное изображение Ленина в Третьяковской галерее написано полузабытым Климентом Редько.
Вождь, который умер за год до создания полотна (его смерть и подтолкнула художника) изображен здесь будто какой-то гигантский регулировщик на городской площади.
При этом композиционная схема ромба в квадрате отсылает к иконе Богородицы «Неопалимая купина», а колорит ассоциируется и с революцией, и с адским пламенем.
«Танец. Беспредметная композиция» Родченко (1915 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
До того как выработать свой фирменный авангардный стиль, Александр Родченко увлекался другими направлениями, модными в европейском искусстве того времени.
На этом раннем полотне, оказавшемся в Отделе личных коллекций ГМИИ вместе с другим наследием Родченко и его любимой Варвары Степановой, — некая посткубистская абстракция, больше французская по духу, чем русская.
«Формула весны и действующие силы» Филонова (1927–1928 гг.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Среди картин Павла Филонова трудно выбрать негипнотическую. Сначала возникает вопрос о его душевном здоровье, но полотна с коммунистами и трудовыми подвигами, написанные ради хлеба насущного, доказывают, что мастер четко осознавал, что пишет.
Как и другие художники начала ХХ века, он имел собственную художественную идеологию: филоновская называлась «аналитическое искусство» — формы в его картинах росли по принципу органики, как прорастающее зерно.
«Феномен» Челищева (1936–1938 гг.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Мистический сюрреалист Павел Челищев посвятил эту картину, написанную в эмиграции, изображению ада.
Себя художник изобразил в левой части полотна за работой; среди других обитателей того света — Петр Великий в образе младенца, играющего в мяч, и писательница Гертруда Стайн, которая сидит у пещеры и вяжет покрывало Изиды.
Еще он написал «Чистилище», которое под названием «Игра в прятки» показывают в Нью-Йорке. А вот «Рай» написать не успел.
«Новая планета» Юона (1921 г.)
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Константи́н Фёдорович Юо́н (1875—1958) вошел в историю русского искусства мирными пейзажами в импрессионистском духе. Тем сильнее поражает его картина, посвященная, как говорят, Октябрьской революции. Впрочем, она вполне в духе его серии еще 1900-х годов «Сотворение мира», где художник увлекается космической темой.
Рекомендуем посмотреть:
Не вредным глазом наблюдая…:)))).. →
Очаг поражения или Записки неудовлетворе ..
6 октября в местечке Контиониеми прошли первые учения служб быстрого реагировани…
Блог клуба Избранное.. →
Мне ли? ..
О любви ли писать мне, Не принимающему на веру что любовь есть бог? Как доктору …
Павел Федотов «Вдовушка» – Журнал “Культурная Столица”
Главная › Каталог статей › Культура & Искусство › Живопись
Павел Андреевич Федотов «Вдовушка»
История картины
Мысль об этой картине зародилась в нем (и, верно, сразу с названием) еще в Москве, когда с бессилием терзался над судьбой сестры Любиньки, мучившейся при жизни мужа, а теперь, после его смерти, повергнутой в пучину новых бедствий — долгов, нищеты, да еще в ожидании готового вот-вот явиться на свет ребенка.
Уже тогда употребил он в письме к Дружинину слово «вдовушка», использовав свойство, кажется, одному русскому языку свойственное — придавать ласковый оттенок уменьшительному обороту.Он не захотел сочинять «сложную» композицию, подробно рассказывая о бедствии.
Может быть, прежде и показалось бы соблазнительным изобразить гроб, стоящий на столе в убогом жилище, толпу кредиторов, осаждающих испуганную молодую женщину, оставшуюся без покровительства, судебного исполнителя, руководящего накладыванием печатей на имущество, старушку няню, тщетно пытающуюся урезонить незваных пришельцев, и прочее , но сейчас ему интересно было не столько событие в неприглядной живописности его бытовых подробностей, сколько сама несчастная и ее горести.
Все прошедшее и будущее должно было только угадываться в намеках.На переднем плане разместилась Вдовушка, облокотившись на комод. Вещей немного.
Столовое серебро, наваленное в корзину и бесприютно выставленное прямо на пол. Стул, придвинутый к опечатанной двери. Крохотный столик на одной ноге. Постель, еле видная в темном углу.
На стуле свеча, но не для света, а для того, чтобы греть на ней сургуч. На всем болтаются ярлыки с печатями.
Только несколько вещей остались не поруганы казенным сургучом.
Это комод красного дерева, а на нем портрет мужа (тут Федотов не удержался, написал себя самого, только в гусарском мундире), образ Спаса, корзинка с яркими мотками ниток для вышивания, шкатулка, папка, из которой высовывается нотный листок, толстая книжка с закладкой, может быть Евангелие, да еще на полу прислоненные к комоду пяльцы с неоконченным вышиванием, бережливо обернутые чистой тряпицей.
Это маленький островок сбившихся беспорядочно, подобно овцам в грозу, вещей — то немногое, что у Вдовушки осталась, к чему она оттеснена нашествием казенного мира, за что она держится,— кусочек ее прошлой жизни, состоявшей из незатейливых радостей и необременительных забот.
Написать все это Федотова не затруднило. Главное препятствие, надолго задержавшее его работу, было в самой героине.Вдовушка виделась ему не просто молодой женщиной, проливающей слезы по мужу, а воплощением женственности, чистоты, гармонии — идеальных черт, поднимающих ее над обыденной жизнью, и скорбь ее должна была быть страданием чистой души в грубом и жестоком мире.
Он долго бился над ускользающими из-под рук очертаниями идеала. Просил позировать знакомых дам. Бродил по Смоленскому кладбищу, присматриваясь к молодым женщинам, горюющим на могилах. С особым вниманием присматривался он и к детским лицам, в них ища нужные ему чистоту и нежность.
В августе он приехал в Царское Село к давнему приятелю Лебедеву. В тот же вечер друзья отправились в Павловск на концерт , и там среди слушателей Федотов” вдруг углядел молодую девушку в трауре.«Счастливый вечер; вот у меня есть и любящие глаза!»Через неделю картина была уже закончена.
Лебедев клялся, что ее героиня как две капли воды похожа на павловскую незнакомку.
Федотова поздравляли с удачей, но сам он, чем более присматривался к картине, начинал понимать, что желаемого все-таки не достиг. Незнакомка хоть и помогла, да не до конца.
Милая и добрая женщина была чересчур обыденна со своим опухшим от слез лицом, заметно выдавшимся вперед животом и несколько неуклюжей позой.
В ней была покорность страданию, даже растворенность в страдании, но не было высокой духовности, способной поднять человека над любыми страданиями, на которые обрекает его жестокость жизни и слабость собственной плоти.
Первый вариант (с зелеными обоями) . Отличительные черты – ровные зеленые обои и опущенная правая рука героини.
Тут-то и проверяется характер. Федотов не разломал подрамник, не изрезал в куски холст и не бросил его в печку. Стыдиться ему было нечего, работа была сделана на совесть. Не стал переписывать лицо — это значило бы замучивать живопись. Огорченный, но не обескураженный, он начал новый вариант.
Перекомпоновал почти все детали. Изменил колорит. Решительно обошелся с героиней: переменил лицо, позу, фигуру, даже одел немного иначе. Переделал и портрет мужа, написав вместо себя другого человека. Не скоро дело делается, однако и вторая «Вдовушка» стала наконец перед ним, готовая вполне и выделанная так же тщательно, как первая, однако он и ею остался недоволен.
Приземленность и невзрачность в самом деле ушли, однако взамен явились качества, совсем неожиданные и даже неуместные.
Молодая женщина стала поизящнее, но в этой изящности обнаружилось сродство с модной картинкой — так кокетливо она изогнула свой стан, так жеманно отогнула мизинчик, так манерно ниспадали складки платья, так холодно и по-светски томно стало выражение лица, так ярки губы, а в слегка приоткрытой груди чудилось нечто едва ли не игривое.
Второй вариант (полосатые зеленые обои) – единственная законченная версия, 1851г. (холст, масло 57,5х44,4см). Картина хранится в Ивановском областном художественном музее (до 1930г. хранилась в ГТГ). Это второй вариант, хотя на золоченой раме картины выгравирована подпись – «Вдовушка. Первый вариант».
Он и этот вариант довел до законченности, после чего отставил в сторону и принялся за третий.
На академическую выставку 1851 года (предыдущую пропустил) он, подумав, выбрал первый вариант в нем все-таки было больше жизни и неподдельного чувства. На выставке «Вдовушка» шума не произвела.
Собственно, и провисела-то она всего несколько дней. Богач и меценат К.Солдатенков забрал картину, не дожидаясь закрытия выставки, и увез к себе в Москву.
А Федотов начал работать над третьим вариантом.
Уже и фигуру уточнил, чтобы не так простовата была, как первая, но и не так манерна, как вторая, и руки расположил иначе, и складки на платье, сохранил только верно найденный наклон головы к правому плечу. Однако лица-то не было.
Он продолжал совершать вылазки на Смоленское кладбище и присматриваться ко всем встречаемым на улице женщинам. Написал вдруг картину «Мадонна с младенцем» и, смеясь, объяснил пораженному Дружинину: «Штука вот такого рода. Эта мысль не давала мне покоя, и я захотел испробовать свои силы.
Сверх того, мне нужно добыть себе мягкости, грации, неземной красоты в лицах. Он решил занять столь желанной гармонии и у древних, больших мастеров по этой части. Поставил голову Венеры Медицейской и стал ее рисовать в нужном повороте. Потом снова рисовал свою героиню, приближая ее к Венере.
То ли христианские, то ли языческие боги помогли, или, наконец, время подошло, чтобы неутомимый труд дал плод, но случилось то чудо, что случается порой у больших художников.
Федотов сел перед едва начатым холстом, на котором была только едва набросанная фигура и несколько отделанных предметов, и, проработав подряд вечер, ночь и утро, закончил картину.
Ликование его было так велико, что им невозможно было не поделиться.
Третий вариант (с лиловыми обоями) писался сразу же вслед за вторым – 1851-52гг. (холст, масло, 63,5 х48,7см). Картина не окончена, хранится в ГТГ, приобретена П.М. Третьяковым в 1893г.
Проезжавший мимо Дружинин был остановлен, как обычно, стуком в оконное стекло, вслед за чем и сам Федотов выскочил на улицу: «Заходите, заходите живее… Хорошо, что вы были у меня вчера…
вы увидите вещь, за которую меня иной может ославить лгуном!»
Совершенно готовая картина поразила Дружинина: «Вы шутите надо мною, Павел Андреич, неужели это дело одного вечера и одного утра?» — «И одной ночи.Нынче, слава богу, рано рассветает.
Со мной произошла штука, феномен, чтобы сказать благообразнее, о котором я до сих пор понятие имел только приблизительно. У меня будто искра зажглась в голове; я не мог спать, я чувствовал в себе силу чрезвычайную; мне было весело; я сознавал каждой жилкой то, что мог в эти минуты сделать.
Никогда не доводилось мне работать с такой легкостью и так успешно: каждый штрих ложился куда следовало, каждое пятнышко краски подвигало все дело.»
Четвертая «Вдовушка» датируется 1852г. (холст, масло).
(Э.Кузнецов”Павел Федотов”)
