Описание картины николая рериха «град обреченный»

Описание картины николая рериха «град обреченный»

Описание картины николая рериха «град обреченный»
СОДЕРЖАНИЕ
25 ноября 2019

Н.К. Рерих. «Град обреченный». «Крик змия». (1914)

Описание картины николая рериха «град обреченный»

?yasko (yasko) wrote,
2016-05-28 21:30:00yasko
yasko
2016-05-28 21:30:00У Н.К. Рериха есть две пророческие картины 1914 года «Город осуждённый» (вариант названия «Град обреченный») – гигантский змей обвился кольцом вокруг стен города, закрыв входы и выходы, словно образовав магический круг зла.

«Крик змия» – среди остроконечных бесплодных скалистых хребтов поднимается к небу голова змея, он кричит, словно пророча беды и несчастья. Пророческий смысл этих картин вовсе не так ясен, как кажется тем, кто увязывает их сюжет, с блокадой Ленинграда. Хотя и этого смысла мы не отрицаем, но им значение этого символа не исчерпывается.

Чтобы лучше понять значение этого пророчества, ознакомимся с изложением одной русской легенды, которое близкий друг и единомышленник Н.К. Рериха Вл. Соловьёв приводит в своей замечательной, одной из наиболее сложных историософских статей «Византизм и Россия» (1896 года), которая не устарела до сих пор.

В ней он пишет о русском идеале властелина, как олицетворении грозной, всесокрушающей, ничем нравственно не обусловленной силы, – «идеал римского кесаря, оживлённый и усиленный воздействием ближайших ордынских впечатлений».

«Это вызванное историческими несчастьями возвращение русского сознания к старому языческому обожанию безмерной всепоглощающей силы, олицетворённой в монархе, чрезвычайно выразительно запечатлелось в удивительной легенде, по которой власть московских государей получает свою верховную санкцию не от кого иного, как от Навуходоносора, т.

е. как раз от главы сокрушенного Христом языческого колосса, – от типичнейшего олицетворения богопротивной и свыше обличенной идеи безграничного деспотизма.

Всем известно предание о том, что священные знаки царской власти перешли к московским государям от их предка, великого князя киевского Владимира Всеволодовича, который в свою очередь получил их в дар от восточно-римского императора Константина Мономаха (передавшего Владимиру и это прозвание). Но откуда взялись эти регалии в самой Византии? На этот вопрос отвечает наша легенда.

После падения Навуходоносорова царства, рассказывается в ней, Вавилон запустел, сделался жилищем бесчисленных змей и снаружи был окружен одним огромным змеем, так что город стал недоступен. Тем не менее, греческий царь Лев, « во св.

крещении Василий», решил добыть сокровища, принадлежавшие некогда Навуходоносору. Собравши войско, Лев отправился к Вавилону и, не дошедши до него пятнадцать поприщ, остановился и послал в город трёх благочестивых мужей – грека, обежанина (абхаза) и русина.

Путь был очень трудный: вокруг города на шестнадцать вёрст поросла трава великая, как волчец; было множество всяких гадов, змей, жаб, которые кучами, как сенные копны, поднимались вверх от земли, – они свистели и шипели, а от иных несло стужею как, как зимой.

Послы прошли благополучно к великому змею, который спал, и к стене города.

У стены была лестница с надписью на трёх языках – греческом, грузинском и русском, – гласившая, что по этой лестнице можно благополучно пробраться в город.

Исполнивши это, послы среди Вавилона увидели церковь и, войдя в неё, на гробнице трёх святых отроков, Анании, Азарии, и Мисаила, горевших некогда в пещи огненной, они нашли драгоценный кубок, наполненный миррой и ливаном; они испили из кубка, стали веселы и на долгое время уснули; проснувшись, хотели взять кубок, но голос из гробницы запретил им это делать и велел идти в Навуходоносорову сокровищницу взять «знамение», т.е. царские инсигнии. В сокровищнице они среди других драгоценностей нашли два царских венца, при которых была грамота, где говорилось, что венцы сделаны Навуходоносором, царём вавилонским и всея вселенныя, для него самого и для его царицы, а теперь должны быть носимы царём Львом и его царицей; кроме того послы нашли в вавилонской казне «крабицу сердоликовую», в которой была «царская багряница», сиречь порфира, и шапка Мономаха, и скипетр царский».

Взявши вещи, послы вернулись в церковь, поклонились гробнице трёх отроков, ещё выпили из кубка и на другой день пошли в обратный путь.

Один из них на той же лестнице оступился, упал на великого змия и разбудил его; когда же «великий змий услышал его, то встала на нем чешуя как волны морские и начала колебаться»; два другие посла ухватили товарища и поспешно бежали; они добрались до места, где оставили своих коней, и уже положили в них свою добычу, как вдруг великий змей свистнул: они попадали на землю и долго лежали как мертвые; пока, наконец, очнулись и отправились к царю.

Но в царском войске змеиный свист наделал ещё больше беды: погибло немало воинов и коней. Остальные в испуге бежали, и лишь за тридцать верст от Вавилона царь остановился подождать своих посланцев.

Придя, они рассказали свои приключения и отдали царю инсигнии Навуходоносоровы – те самые, которые – по другим сказаниям – от одного из последующих византийских императоров перешли к киевским, а от них – к московским государям.

Другой, позднейший вариант той же легенды (записанный в самарском крае) прямо ставит на место Византии Москву, заменяя императора Льва московским государем, – и именно Иваном Грозным. Это он оказывается непосредственным приемником Навуходоносоровой власти!

Царь Иван Васильевич кликал клич: кто мне достанет из вавилонского царства корону, скиптр, рук державу и книжку при них? По трое суток кликал он клич – никто не являлся. Приходит Борма-ярыжка и берётся исполнить царское желание.

После тридцатилетних скитаний и всевозможных приключений он, наконец, возвращается к московскому государю, приносит ему вавилонского царства корону, скиптр, рук державу и книжку и в награду просит у царя Ивана только одного: «Дозволь мне три года безданно, беспошлинно пить во всех кабаках!» – не лишенное знаменательности заключение для этого обратного процесса народного сознания в сторону диких языческих идеалов».

(Вл. Соловьёв. Смысл любви. М., 91, стр.203-204.)

Вавилон – одно из главных имён, упоминаемых в Апокалипсисе. Открываем и читаем: “Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть…

И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонилась дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним? И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца”.

(Откр. 13:2-5).

После чего придёт Спаситель.

Являются ли эти два полотна Н.К. Рериха пророческими, что касается явления Антихриста, (рождения которого К.Н. Леонтьев ожидал в России), в т.ч. и в отношении СПб, покажет Время.

В т.ч. и теле программа «Время»?

Тайкий, как постень, напрасный, он приполз в пустополье под город — кто же его чуял
и чье это сердце в тосках заныло? — он приполз в пустополье, обогнул белую стену — на
башнях огни погасли и не били всполох — обогнул он белую стену и белые башни,
выглохтал до капли воду в подземных колодцах, и, стонотный, туго стянулся кольцом,
скрестив голову-хвост.

Очи его — озерина, шкура, как нетина-зелень, тяжки волной пошевёлки.

Обреченный, в западях у змия, стоял обложенный город, а еще долго никто ничего не
знает и не чует беды — люди пили и ели, женились и выходили замуж.
И когда пришел час, забили в набат, а уже никуда не уйти.

Я помню и забыть не могу, как дети голодные в ямах плачут, спрятались от страха в

ямы, босые, дрожат, боятся, голодные, и так жалобно плачут, а я ничем не мог им помочь, и помню еще, как полуживой в груде мертвых смотрел на меня и рукою звал, — и ему я не мог помочь, и еще помню, как полз ко мне с перебитыми ногами и просил пить… Я помню
раненую лошадь, как стояла она и плакала, как человек, и помню собаку, душу надрывала
она своей тоской, я ее звал, давал есть, а она даже и не смотрела на еду, она сидела на своем дворе, где все сожжено.

Горюч песок в пустополье. Смертоносно дыхание. Шума ветра не слышно, и лишь от

зноя хрястают камни.
Горе тебе, обреченный! Ты ли виною или терпишь за чужую вину—горе тебе,
обреченный!
Очи его — озерина, шкура, как нетина-зелень, тяжки волной пошевёлки.
И от очей его больно, и холод на сердце, и нет нигде скрыти.
Знаю по грехам нашим…

Знаю, много неправды, много греха вопиет на небо. Надо грех очистить, грех

оттрудить.

И ты благослови меня в последнюю минуту ради чистоты земли моей родимой принять

кротко мою обреченную долю.

Братья Стругацкие и Николай Константинович Рерих: «Град обреченный»

Описание картины николая рериха «град обреченный»

Все, кто знаком с творчеством легендарных Братьев Стругацких или вовсе является их фанатом, как, например, я, должны знать о таком их романе как «Град обреченный». Для меня это однозначно один из самых сложных, неоднозначных и философских романов всего их творчества.

Вы только представьте себя Город, в котором проживают люди из разных стран и разных национальностей, попавшие сюда из разных времён, но из одной эпохи. В нём включают и выключают Солнце. Город пространственно зажат с одного бока стеной, ведущей в небеса, а с другого – огромной, бесконечной пропастью.

На севере – развалины, которые люди массово покидают по причине нехватки воды. На юге – непроходимые болота. Город является ареной для некого проводимого Эксперимента. У каждого есть свой Наставник, за Экспериментом следят Наблюдатели.

Здесь все продолжают жить своей размеренной жизнью: той, что жили и раньше. Периодически люди вынуждены менять работу, которую им подбирает машина. И очень часто эта работа совершенно не подходит под характер, способности или желания конкретно взятого человека. Вот, главный герой Андрей Воронин.

Сначала он работает мусорщиком, потом становится следователем, затем – редактором. Рядом с Ворониным неопрятный, отталкивающий, но в тоже время умный и такой неоднозначный Изя Кацман.

Ощущение внутренней пустоты, всегда так больно возникающей, когда разрушаются идеалы и не оправдываются надежды, заставляют задуматься главного героя: пустить себе пулю в лоб, стать подлецом и мразью, вечно мстить миру за его несправедливость…а может быть есть ещё какой-нибудь выход и выбор?

Как писал сам Борис Стругацкий, главной задачей, которая стояла перед ними, было показать, как те или иные обстоятельства кардинально меняют мировоззрение человека; как он из состояния бездумного фанатика переходит в состояние зависшего в воздухе и пространстве человека, потерявшего всякую почву под ногами, незнающего куда и в каком направлении ему двигаться дальше. В этом романе как нельзя лучше можно увидеть себя, потерявшегося и потерянного, разочаровавшегося и заблудившегося в попытках найти какой-либо смысл и суть. И что самое главное, Стругацкие никогда не введут вас в состояние депрессии: они являются главным источником неиссякаемого оптимизма и жизнелюбия, даже для таких депрессивных натур, как автор этого поста)

Название своего романа Братья Стругацкие позаимствовали у названия картины Николая Константиновича Рериха, которая поразила их одновременно и красотой, и той безнадёжностью, которая от неё исходила. Сразу же стоит отметить правильность произношения названия как картины, так, естественно, и романа.

Изначально я это делала неправильно, но закончив читать книгу и сразу же метнув на форумы таких же несчастных и одновременно счастливых, не до конца понимающих, что же за «космос» со всеми ними случился, в одном из комментариев увидела примечание, что слово «обреченный» произносится через букву «е». Т.к.

иногда я бываю слегка недоверчивой, то продолжила свои поиски, тем самым набрела на совместное интервью Бориса Стругацкого и Александра Житинского, где первый как раз и говорил о «Граде обреченном». Мой слух просто не мог не уловить такую необходимую для меня на тот момент букву «е».

Но «язык мой – враг мой», поэтому мне понадобилось довольно много времени, чтобы довести сначала сознание, а потом и речевой аппарат до автоматического произношения слова «обреченный» без буквы «ё».

Скорее всего, это старославянское произношение: вместо «обречённый» – «обреченный», вместо «город» – «град».

Идея написания «Града обреченного» возникла у Братьев Стругацких в 1967 году, однако каков же был его первоочередной замысел уже установить невозможно. Можно только смело предположить, что он в корень отличался от того, что мы можем прочитать в самом романе.

Его рабочими названиями были «Новый Апокалипсис» и «Мой брат и я». Это даёт право судить о том, что изначально роман планировался как автобиографический. «Град» был написан в шесть заходов на протяжении двух с четвертью лет.

Официальной датой его завершения принято считать 27 мая 1972 года, однако опубликован роман был значительно позже, по политическим причинам. С января по апрель 1987 года журнал «Радуга» впервые начал публиковать главы романа.

В сентябре-октябре 1988 года и феврале-марте 1989 года аналогично поступил и журнал «Нева». В 1989 году «Град обреченный» наконец-то вышел отдельным изданием.

Касательно картины «Град обреченный» . В интернете меня ждала целая неразбериха, к которой я совершенно была не готова. В буквальном смысле слова пришлось проводить целое расследование-исследование.

Учитывая тот факт, что перед глазами, ещё до написания этой статьи, стояла картина «Град обреченный» с первого источника изображения (смотрим выше), практически каждый второй источник интернета показывал мне картину со второго источника «Град умерший» только с названием «Град обреченный».

Более того, под «Градом обреченным» размещён «Град умерший» даже в википедии. Поэтому мне пришлось «перелопатить» в прямом смысле слова все источники, которые только мне попадались, чтобы в конечном счёте утвердиться во мнении: это разные картины с разными названиями и разными датами их создания.

«Град обреченный» – первая картина, датируемая 1914 годом; «Град умерший» – вторая картина, датируемая 1918 годом (смотреть на указанные мной источники изображения). В очень многих источниках есть ещё один вариант подачи информации, когда обе картины имеют одинаковое название – «Град обреченный».

И для полного умопомешательства, кроме того, что картины имели противоположные названия, у них были ещё противоположны и даты написания, т.е. «Град обреченный» датировался 1918 годом, а «Град умерший» – 1914 годом.

Я так и не поняла почему произошла такая путаница в названиях и датах, но больше всего меня озадачил сам факт разной трактовки и подачи информации. Где-то что-то, видимо, пошло не так. С подобным явлением я ещё ни разу так категорично не сталкивалась, но всё-таки предлагаю остановиться на той вариации названия картин, о которой написала чуть выше.

Источник очень личного архива: там «Град обреченный»

Картина Николая Рериха «Град обреченный» принято считать пророческой: гигантский Змий обвивает город кольцом, закрывая все его входы и выходы, тем самым символизируя созданный круг зла.

Но здесь не стоит видеть древнего дракона – это нависшая катастрофа в виде Первой мировой войны.

Весь суд, который люди сами же творили над культурой и человеческой цивилизацией, весь тот хаос, который они породили и который грозился уничтожить до этого существующий мировой порядок – всё это символизирует свирепый, грозный, страшный, всеуничтожающий красный Змей Мирового Зла.

Картину Николая Рериха очень высоко оценил Максим Горький. В 1915 году в Петрограде проходила выставка «Мир искусства», где и была показана данная картина.

Горького она настолько поразила, что он захотел её приобрести. В результате он получил её в подарок от самого художника. Размер картины – 51 x 75.5.

«Град обреченный» написан на картоне, темперой.

Не менее впечатляющей, лично для меня, является и картина «Град умерший». Всё мрачно и безжизненно, холодно и тоскливо. Огромный замок стоит среди одиноких, грозных и острых скал под чёрным небом.

Шансов у жителей выбраться из города не осталось: огненный Змей перекрыл все выходы, готовый прогладить любого и каждого, кто решится выйти за его пределы.

Если в «Граде обреченном» можно почувствовать и слабо уловить хотя бы небольшой намёк надежды, то эта картина говорит о полной обреченности и безысходности. Впереди – только смерть.

Путаница между двумя этими картинами заключается не только в их названиях и датах, но ещё и в цветовой гамме. Вот, к примеру, можно встретить и такие «расцветки» картин. «Град умерший» так и вовсе имеет совершенно иной вид: голова Змея справа, замок – слева. «Всё смешалось в доме Облонских»…

Источник другой версии «Град обреченный»,1914 год

Подобные недоумения возникли не только у меня. Аналогичными вопросами задавались и на форумах сами поклонники творчества Рериха, указывая на возникшую путаницу с картинами.

Источник другой версии «Град умерший»,1918 год

И напоследок, а также в доказательство того, что «не всё так однозначно», приведу небольшую цитату из письма Елены Ивановны Рерих руководителям Музея Николая Рериха в Нью-Йорке – Зинаиде Григорьевне и Дедлею Фосдикам (25 июля 1948 год):

Эзотерика от братьев Стругацких

Описание картины николая рериха «град обреченный»

?Валерий Аллин (val000) wrote,
2011-09-25 23:47:00Валерий Аллин
val000
2011-09-25 23:47:00В этой заметке речь пойдёт не о забавной сказке Стругацких «Понедельник начинается в субботу» и даже не о романе «Пикник на обочине».

Я хочу сказать несколько слов о возможно самом серьёзном, самом малоизвестном и самом последнем опубликованном романе братьев Стругацких «Град обреченный».

Роман был написан в 1972-м, а опубликован только в 1988-1989 годах.

Причин тому много, но главная, на мой взгляд, в том, что роман – беспощадная сатира на СССР. Кроме того, в романе очень просто и доходчиво показано не только сходство коммунизма с фашизмом и жизни в СССР с адом, но и полная несостоятельность коммунистической идеологии.

Именно как антикоммунистическое откровение восприняли его в далёком 1989-м и я, и мои друзья.

«Град обреченный» был опубликован под занавес коммунистического строя и, возможно, именно поэтому остался почти незамеченным читателями. Мне кажется, что настало время вернуться к нему именно теперь, когда антикоммунистическая линия романа больше не мешает восприятию всей его глубины. Я бы сказал, что будь в нём посильнее линия любви (или линия верхнего, светлого мира), «Град обреченный» мог бы соперничать с Булгаковским «Мастером и Маргаритой», в котором, кстати говоря, тоже описаны обряды инициации масонского толка.Масонская сущность романа Стругацких – не моё открытие (см. статью Екатерины Дайс «Масонский миф в романе братьев Стругацких “Град обреченный“»). Мне же непонятно, сама ли культура ищет высокий смысл в масонских символах, или масонство черпает их из культуры (то есть, высокие символы, возможно, универсальны; надчеловечны). Я не специалист по масонским обрядам и представлениям и скажу только о том, что понял на основе своего собственного эзотерического опыта.

Действие романа происходит на том свете, причём большинство жителей города слабо догадывается о том, что они умерли.

И это недопонимание, и устройство Города, и разговор на одном понятном всем языке, и возвращение на Землю – всё указывает на прекрасное понимание Стругацкими устройства той части потустороннего мира, которая известна у шаманов под названием «Нижний мир».

Я не видел весь Нижний мир, но, по крайней мере, по направлению к Нижнему миру есть некая «перевалочная база» для недавно умерших. Там я бывал во сне много раз, когда надо было увидеться с покойными друзьями.

В отличие от Верхнего мира, где царит Свет, и где всё поражает красотой, этот Город оставляет неприятное впечатление своей эклектичностью: как будто там нагромождены конкретные представления о прекрасном бесчисленного множества неискушённых (по сравнению с Богом) в искусстве людей.

Существует, кстати говоря, одноименная с этим романом картина Николая Рериха (1914 г.), которая, вполне возможно, и послужила источником вдохновения для Стругацких. На картине, как и в романе, непонятно, ад ли это. Действительно, Нижний мир – не более ад, чем жизнь на Земле. Так что Град – не ад, хотя некоторым из тех, кто там окажется, именно так и представится (но большинство ничего особенного там не заметит).

В Нижнем мире люди живут в том же виде, в каком они жили и на земле, и ждут своего следующего рождения, находясь в привычных для себя условиях. Несколько раз видел я там и самого Сталина.

Опять же, его место там, вероятно, обеспечено любовью миллионов, не представляющих без него жизни: он – часть их представления о прекрасном, как и красное с золотым.

Кстати, упоминание Сталина в Граде встречается на каждом шагу.

В Граде существует таинственное Красное Здание. Может быть, оно и является символом секретности мест заседания масонов, но мне в Красном Здании видится просто коммунистическая иллюзия выхода в Верхний мир. Зашедшие туда люди, как правило, исчезают.

Возможно, всем им Сталин предлагает сыграть в шахматы живыми людьми, как он предложил главному герою романа Андрею Воронину. Те, кто не отказывается, сами становятся фигурами, но уже на стороне Сталина. В целом, Красное Здание, конечно, большое, этапное испытание, которое с относительным успехом проходит главный герой, отказавшись от игры.

Свет в Граде, как и в Нижнем мире не настоящий. Его символ – искусственное солнце, которое неизвестно кто включает, как свет в тюрьме. Проблемы Града тоже искусственные и похожи больше на изысканное наказание с целью перевоспитания, чем на эксперимент, за который всё выдаётся.

Люди в Граде просто вынуждены признать сумасбродность своих представлений, отрезвиться и решиться на следующий этап духовного развития. Не зря со временем Красное Здание приходит в упадок – оно не может жить без эмоциональной подпитки.

Новым выходом начинает видеться мифический (но реальный) Хрустальный Дворец (рай), а его символом становится Стеклянный Дом. Путь через Хрустальный Дворец – дорога «на следующий уровень». Тут не важно, в Нижнем мире или у нас, на Земле – согласно принципу подобия особой разницы нет.

В заключение хочу сказать, что читать роман «Град обреченный» для мыслящего человека – сплошное удовольствие. Роман совсем не устарел и с политической точки зрения: не так уж и важно, как называется режим: коммунизм, фашизм, демократия… В романе масса прекрасных цитат, имеющих прямое отношение к тому, что сейчас происходит в мире политики.

Например:

«- Они (прим. акции протеста) будут именно потому, что вы проводите вполне определенную политику! – И чем дальше, тем больше, потому что вы отнимаете у людей заботу о хлебе насущном и ничего не даете им взамен. Людям становится тошно и скучно. Поэтому будут самоубийства, наркомания, сексуальные революция, дурацкие бунты из-за выеденного яйца…

– Да что ты несешь! Ты подумай, что ты несешь, экспериментатор ты вшивый! … Искусственные недостатки предлагаешь создавать? Ты подумай, что у тебя получается!..- Это не у меня получается. Это у тебя получается. А вот то, что вы взамен ничего не сможете дать, это факт. Великие стройки ваши – чушь. … Просто таково положение вещей. Такова судьба любого народника – рядится ли он в тогу технократа-благодетеля, или он тщится утвердить в народе некие идеалы, без которых, по его мнению, народ жить не может… Две стороны одного медяка – орел или решка. В итоге – либо голодный бунт, либо сытый бунт – выбирайте по вкусу. Вы выбрали сытый бунт».

Ещё несколько цитат из «Града обреченных»:

«Наставник пожал плечами.- Каждый получает то, чего он заслуживает.- То, чего он добивается, – пробормотал Андрей.- Можно и так сказать. Если угодно, это одно и то же».«Вот вы полагаете себя технократами и элитой. Демократ у вас – слово ругательное. Всяк сверчок да познает приличествующий ему шесток. Вы ужасно презираете широкую массу и ужасно гордитесь этим своим презрением. А на самом деле – вы настоящие, стопроцентные рабы этой массы! Все, что вы ни делаете, вы делаете для массы. Все, над чем вы ломаете голову, все это нужно в первую очередь именно массе. Вы живете для массы. Если бы масса исчезла, вы потеряли бы смысл жизни. Вы жалкие, убогие прикладники. И именно поэтому из вас никогда не получится маньяков. Ведь все, что нужно широкой массе, раздобыть сравнительно нетрудно. Поэтому все ваши задачи – это задачи заведомо разрешимые. Вы никогда не поймете людей, которые кончают с собой в знак протеста…».

«Красное Здание (прим. идеология коммунизма) – это бред взбудораженной совести».

«Да-да, несомненно, именно так вот и возникает ощущение свободы воли. Теперь я понимаю: это инерция. Просто инерция, молодой человек».«Я, конечно, должен благодарить Бога за то, что он в предвечной мудрости и бесконечной доброте своей еще в прежнем существовании моем просветил меня и дал мне подготовиться. Я очень и очень многое узнаю здесь, и у меня сжимается сердце, когда я думаю о других, кто прибыл сюда и не понимает, не в силах понять, где они оказались. Мучительное непонимание сущего и, вдобавок, мучительные воспоминания о грехах своих. Возможно, это тоже великая мудрость Творца: вечное сознание грехов своих без осознания возмездия за них…».«Просто вы – атеист, молодой человек, и не хотите себе признаться, что ошибались всю свою – пусть даже недолгую – жизнь. Вас учили ваши бестолковые и невежественные учителя, что впереди – ничто, пустота, гниение; что ни благодарности, ни возмездия за содеянное ждать не приходится. И вы принимали эти жалкие идеи, потому что они казались вам такими простыми, такими очевидными, а главным образом потому, что вы были совсем молоды, обладали прекрасным здоровьем тела, и смерть была для вас далекой абстракцией. Сотворивши зло, вы всегда надеялись уйти от наказания, потому что наказать вас могли только такие же люди, как вы. А если вам случалось сотворить добро, вы требовали от таких же, как вы, немедленной награды. Вы были смешны».«- …Солдаты всегда трусливы. Я ни разу в жизни не видел храбрых солдат. Да и с какой стати им быть храбрыми?- Ну, – улыбнулся Андрей, – если бы впереди нас ожидали всего-навсего танки противника…- Танки! – сказал полковник. – Танки – другое дело. Но вот я прекрасно помню случай, когда рота парашютистов отказалась вступить в деревню, где жил известный на всю округу колдун».«…отсутствие суда внутреннего закономерно и, я бы сказал, фатально восполняется наличием суда внешнего, например, военно-полевого…».«…даже неверующему младенцу ясно, что бог – это хороший человек, а дьявол, наоборот, плохой. Но ведь это же, господа, козлиный бред! Что мы про них на самом деле знаем? Что бог взял хаос в свои руки и организовал его, в то время как дьявол, наоборот, ежедневно и ежечасно норовит эту организацию, эту структуру разрушить, вернуть к хаосу. Верно ведь? Но, с другой стороны, вcя история учит нас, что человек, как отдельная личность, стремится именно к хаосу. Он хочет быть сам по себе. Он хочет делать только то, что ему делать хочется. Он постоянно галдит, что от природы свободен. … Вы понимаете, надеюсь, к чему я клоню? Ведь чем, спрошу я вас, занимались на протяжении всей истории самые лютые тираны? Они же как раз стремились указанный хаос, присущий человеку, эту самую хаотическую аморфную хнойпекомымренность надлежащим образом упорядочить, организовать, оформить, выстроить – желательно, в одну колонну, – нацелить в одну точку и вообще уконтрапупить. Или, говоря проще, упупить. И, между прочим, это им, как правило, удавалось! Хотя, правда, лишь на небольшое время и лишь ценой большой крови… Так теперь я вас спрашиваю: кто же на самом деле хороший человек? Тот, кто стремится реализовать хаос – он же свобода, равенство и братство – или тот, кто стремится эту хнойпекомымренность (читай: социальную энтропию!) понизить до минимума? Кто? Вот то-то и оно!».«- …Но вы могли бы погибнуть, так и не перейдя этого важного рубежа…- Что же это за рубеж, интересно? – произнес Андрей, усмехаясь. Он повернулся к Наставнику лицом. – Идеи уже были – всякая там возня вокруг общественного блага и прочая муть для молокососов… Карьеру я уже делал, хватит, спасибо, посидел в начальниках… Так что же еще может со мной случиться?- Понимание! – сказал Наставник, чуть повысив голос.- Что – понимание? Понимание чего?- Понимание, – повторил Наставник. – Вот чего у вас еще никогда не было – понимания!- Понимания этого вашего у меня теперь вот сколько! – Андрей постукал себя ребром ладони по кадыку. – … Никому я не нужен, и никто никому не нужен. Есть я, нет меня, сражаюсь я, лежу на диване – никакой разницы. Ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. … Все идет само по себе, а я здесь ни при чем. … Вы мне лучше скажите, что я с этим пониманием должен делать?- Именно, – сказал он. – Это и есть последний рубеж: что делать с пониманием? Как с ним жить? Жить-то ведь все равно надо!- Жить надо, когда понимания нет! – с тихой яростью сказал Андрей. – А с пониманием надо умирать! И если бы я не был таким трусом… если бы не вопила так во мне проклятая протоплазма, я бы знал, что делать. Я бы веревку выбрал – покрепче…- Ну, начнем с того, что вы не трус, – сказал он. – И веревкой вы не воспользовались вовсе не потому, что вам страшно… Где-то в подсознании, и не так уж глубоко, уверяю вас, сидит в вас надежда – более того, уверенность, – что можно жить и с пониманием. И неплохо жить. Интересно. … В вас только что вбили понимание, и вам от него тошно, вы не знаете, на кой оно вам ляд, вы хотите без него…».«Возьми, например, мифы! Как известно, дураков – подавляющее большинство, а это значит, что всякому интересному событию свидетелем был, как правило, именно дурак. Зрю: миф есть описание действительного события в восприятии дурака и в обработке поэта».«Нормальный человек, как до Хрустального Дворца дойдет, так там на всю жизнь и останется. Видел я их там – нормальных людей… Хари от задницы не отличишь…».

«…храм строится еще и из поступков. Если угодно, храм поступками цементируется, держится ими, стоит на них. С поступков все началось. Сначала поступок, потом – легенда, а уже только потом – все остальное.

Натурально, имеется в виду поступок необыкновенный, не лезущий в рамки, необъяснимый, если угодно. Вот ведь с чего храм-то начинался – с нетривиального поступка!.. Улисс (прим. лат. Одиссей) не рвался в герои.

Он просто был героем – натура у него была такая, не мог он иначе. …ему тошно было сидеть царьком в занюханной своей Итаке».

«До сих же пор все попытки изменить это положение, сделать человеческое поле ровным, всех поставить на один уровень, чтобы было все правильно и справедливо, все эти попытки кончались уничтожением храма, чтобы не возвышался, да отрубанием торчащих над общим уровнем голов. И все. И над выровненным полем быстро-быстро, как раковая опухоль, начинала расти зловонная пирамида новой политической элиты, еще более омерзительной, чем старая… А других путей, знаешь ли, пока не придумано. Конечно, все эти эксцессы хода истории не меняли и храма полностью уничтожить не могли, но светлых голов было порублено предостаточно».«…всякая элита, владеющая судьбами и жизнями других людей, – это гнусно, … А элита в себе, элита для себя самой – кому она мешает? Она раздражает – до бешенства, до неистовства! – это другое дело, но ведь раздражать – это одна из ее функций… А полное равенство – это же болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такого быть не может – полного равенства… … Я ведь и говорю-то об этом только с тобой и только теперь, потому что мне жалко стало тебя – вижу, что созрел человек, сжег все, чему поклонялся, а чему теперь поклоняться – не знает. А ты ведь без поклонения не можешь, ты это с молоком матери всосал – необходимость поклонения чему-нибудь или кому-нибудь. Тебе же навсегда вдолбили в голову, что ежели нет идеи, за которую стоит умереть, то тогда и жить не стоит вовсе. А ведь такие, как ты, добравшись до окончательного понимания, на страшные вещи способны. Либо он пустит себе пулю в лоб, либо подлецом сверхъестественным сделается – убежденным подлецом, принципиальным, бескорыстным подлецом, понимаешь?.. Либо и того хуже: начнет мстить миру за то, что мир таков, каков он есть в действительности, а не согласуется с каким-нибудь там предначертанным идеалом… А идея храма, между прочим, хороша еще и тем, что умирать за нее просто-таки противопоказано. За нее жить надо. Каждый день жить, изо всех сил и на всю катушку…».

(Следующий), (Продолжение), (Околофилософское), (Содержание)

Книга «Град обреченный»

Описание картины николая рериха «град обреченный»

Над обрывом каждый человек чувствовал себя странно. Причем у всех, по-видимому, возникало здесь одинаковое ощущение, будто мир, если глядеть на него отсюда, явственно делится на две равные половины. К западу — неоглядная сине-зеленая пустота — не море, не небо даже — именно пустота синевато-зеленоватого цвета. Сине-зеленое Ничто.

К востоку — неоглядная, вертикально вздымающаяся желтая твердь с узкой полоской уступа, по которому тянулся Город. Желтая Стена. Желтая абсолютная Твердь. Бесконечная Пустота к западу и бесконечная Твердь к востоку. Понять эти две бесконечности не представлялось никакой возможности. Можно было только привыкнуть.

Аркадий и Борис Стругацкие.

Град обречённый

Я не даром, выбрал этот эпиграф из романа, так как считаю, что он передает суть, мысль этого прекрасного произведения. Стругатские жили в «Граде Обреченном» так как, по сути он является автобиографическим романом, как сам говорил Борис Натанович в интервью, это своего рода попытка передать читателю внутреннюю борьбу личности, пытающую объяснить смысл бытия. «Град обречённый» это социально-филосовская сага, в которой проводится эксперимент над личностью, по средствам давления на нее с помощью всевозможных жизненных ситуаций, безысходности, так в городе резко происходит нашествие павианов, которое приводит к глобальным изменениям в жизни горожан, и дальнейшее наблюдение за изменением личности под их воздействием. Конца эксперименту нет, как говорит само название, град уже изначально обречен.

— Будут покушения, — продолжал Изя, — будет взрыв наркомании. Будут сытые бунты. Хиппи уже появились, я о них и не говорю. Будут самоубийства протеста, самосожжения, самовзрывания…

Стругатские не верят в человечество, утопия это идеализированное общество твердокаменного фанатика, антиутопия это экзистенциальный факт, людям необходимо страдать, страдать значить чувствовать, сопереживать, двигаться дальше.

Основной герой Андрей Воронин молодой человек мировоззрение которого находится в идеологическом пространстве построения идеального общества, он готов отдать жизнь ради светлого будущего.

Его окружают люди которые попали в эксперимент убегая из реального мира, так как не видели в нем спасения, но пытаются найти его в эксперименте, и через время они понимают что выхода нет, кто-то подстраивается как Ван Лихун: человек уставший от власти и пытающий найти уют:

– Лучше всего быть там, откуда некуда падать. – Но это [падать] обязательно. Или приходится прилагать такие усилия удержаться, что лучше уж сразу упасть. Я знаю, я всё это прошёл

поэтому он готов понести наказание но остаться на своем месте дворником. Здесь скорей всего показана философия поднебесной, линия смирения, очищения и освобождения от уз бытия. Кто-то уходит из жизни, так жизнь заканчивает самоубийством сильная личность американец Дональд Купер, а это уже сытый бунт.

Кто-то пытается перестроить общество, путем вооруженного переворота, веря в свое правоверие и беря на себя силу власти, как это делает Фридрих Гейгер:

«Право на власть имеет тот, кто имеет власть. А еще точнее, если угодно, – право на власть имеет тот, кто эту власть осуществляет.

Умеешь подчинить – имеешь право на власть»

Так в город приходит сытость и идеология гедонизма, но все равно кто-то да против, и в первую очередь бунтующий выступает интеллигенция, и тогда чтобы отвлечь бунтующую элиту, руководство создает угрозу из вне Антигород, который грозит разрушить все то, что построили, уютный уголок. Ни чего не напоминает? 11 сентября, башни близнецы, терроризм……….

Как спасти город? Снять оковы эксперимента, ведь мы рождены свободной личностью, а у нас кто-то включает или выключает солнце, (кстати, гениальный афоризм) и в тоже время расправится с противостоящей элитой.

Все гениально и просто, дай им самим осуществлять эксперимент, отправить их на экспансию, дать им идею Величия, не даром Стругатские их отправляют в город «тысячи статуй», где они и находят свою смерть, в красивом образе «падающих звезд».

И вот здесь после утраты веры в человечность и начинается главная мысль романа, Исход:Весь эксперимент был только для одной личности, для Андрея (Братья Стругатские), он испытывая жажду, под палящим солнцем созревает для осознания эксперимента и ему в этом помогает его друг Изя Кацман, которого раньше он осуждал за неверие в идеалы социального общества (прообраз друга Стругатских, Михаил Хейфец, который был осужден в СССР за вольнодумство), и вот вдвоем бредя в палящей пустыне бытия, без воды, испытывая жажду, идя по грани жизни и смерти, они пытаются найти ответ: в чем же смысл бытия. И к чему они приходят: что нет, и не может быть равенства на земле, что изначально люди рождаются разными, одни гениальными другие быдлом, одни строят храм, где храм выступает как видимая цель, как творчество, искусство созидания, другие оберегают его, превозносят, они жрецы люди которые понимают и осознают, и наконец последние, это типичные потребители, которые пользуются дарами храма и иногда пытающие присвоить себе эти дары.

…Все в твоей системе хорошо, — сказал Андрей, в двадцатый раз подставляя кружку под струю. — Одно мне не нравится. Не люблю я, когда людей делят на важных и неважных. Неправильно это. Гнусно. Стоит храм, а вокруг него быдло бессмысленное кишит. “Человек есть душонка, обремененная трупом!” Пусть даже оно на самом деле так и есть. Все равно это неправильно. Менять это надо к чертовой матери…
…А я разве говорю, что не надо? — вскинулся Изя. — Конечно, хорошо бы было этот порядочек переменить. Только как? До сих же пор все попытки изменить это положение, сделать человеческое поле ровным, всех поставить на один уровень, чтобы было все правильно и справедливо, все эти попытки кончались уничтожением храма, чтобы не возвышался, да отрубанием торчащих над общим уровнем голов. И все. И над выровненным полем быстро-быстро, как раковая опухоль, начинала расти зловонная пирамида новой политической элиты, еще более омерзительной, чем старая… А других путей, знаешь ли, пока не придумано. Конечно, все эти эксцессы хода истории не меняли и храма полностью уничтожить не могли, но светлых голов было порублено предостаточно.

На этой ноте я и хочу остановить свое описание прочитанного романа, прекрасное, прекрасное произведение, но безысходное, выхода нет, пройдя один круг ты попадаешь в следующий, реквием жизни, либо ты осознаешь, что смысла нет, и живешь, наслаждаясь жизнью ради нее самой, даже по горло бултыхаясь в болоте.
Глубокая тоска, бродящая в безднах нашего бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой тоской приоткрывается сущее в целом
М.Хайдеггер

На пути к миру

Описание картины николая рериха «град обреченный»

Николай Рёрих. «Партизаны». 1943

Три филиала Гете-института — в Париже, Москве и Мюнхене — подготовили онлайн-досье «Художники и Первая мировая война». Это попытка ответить на вопрос, как начавшаяся 100 лет назад мировая война повлияла на европейское искусство и судьбы немецких, французских и русских художников. COLTA.RU поучаствовала в создании этого досье. Первая статья посвящена Николаю Рёриху.

Николай Константинович Рёрих не принадлежит к числу художников, которые оставили документальные свидетельства о Первой мировой войне.

Мы не вспомним его фронтовых зарисовок, не назовем произведений, где бы отразились непосредственные впечатления от боевых действий, погромов или изменившегося социального пейзажа городов, заполняющихся беженцами и инвалидами.

Единственным реалистическим изображением современной войны в творчестве Рёриха считается картина «Партизаны» (1943); впрочем, реалистичность и современность этого сюжета — бородатые иконописные старцы в белых клобуках и маскхалатах притаились среди елей в снежных горных лесах, то ли карельских, то ли гималайских, — вызывают сомнения.

Воочию фронтов Германской, как ее называли тогда в России, войны Рёрих не видел: в 1914—1915 годах жил в Петербурге, а с декабря 1916-го по рекомендации врачей поселился на Ладожском побережье в Сортавале (тогда — Сердоболь) и встретил Февральскую и Октябрьскую революции в карельской глуши.

Сразу скажем, что и прямым очевидцем трагедий Второй мировой войны он не был, поскольку с 1936 года и до смерти жил и работал в Наггаре, на севере Индии. Тем не менее в глазах современников Николай Рёрих стал одним из самых глубоких художников войны, как позднее Александр Блок станет одним из самых глубоких поэтов революции.

В 1915 году в Петрограде на выставке «Мира искусства», где среди прочих предвоенных «пророческих» картин был показан «Град обреченный», Максим Горький назвал Рёриха «величайшим интуитивистом современности», предсказавшим мировую битву народов. Аналогичное впечатление произвели рёриховские работы на Алексея Ремизова, Сергея Эрнста, Александра Гидони и многих других.

Николай Рёрих. «Град обреченный». 1914

Не только художник

Если придерживаться только биографических фактов, то с полной уверенностью можно говорить, что Первая мировая война повлияла на деятельность Рёриха-юриста, адвоката культурного наследия человечества.

Как известно, параллельно с Академией художеств он окончил юридический факультет Петербургского университета, защитив диплом на экзотическую тему «Правовое положение художников в Древней Руси». В вопросе охраны памятников культуры интересы Рёриха-художника и Рёриха-правоведа счастливо совпали.

Еще в студенческие годы он увлекся археологией, стал членом Русского археологического общества, преподавал в Петербургском археологическом институте, в 1899-м был командирован на раскопки в Новгородскую, Псковскую и Тверскую губернии.

В 1903—1904 годах художник самостоятельно объездил более сорока древних городов Российской империи, делая зарисовки и эскизы историко-археологического характера, впоследствии переработанные в его станковых картинах и монументально-декоративных ансамблях, церковных и светских. По результатам этого путешествия был сделал доклад в Археологическом обществе и написан ряд статей о плачевном состоянии памятников старины и необходимости принять меры к их охране.

Николай Рёрих. «Враг рода человеческого». 1914

Неудивительно, что с началом Великой войны, когда стало очевидно, насколько губительны для европейского культурного ландшафта новые виды вооружений и новые методы ведения боя и насколько недостаточны пункты о защите объектов культуры в общих международных декларациях, идеи Рёриха получили стройное юридическое оформление.

Художник был потрясен известиями о военных разрушениях в Бельгии и Франции.

Осенью 1914 года он впервые выступил в жанре военного, а точнее — антивоенного, агитационного плаката: выполненная в лубочной стилистике хромолитография «Враг рода человеческого» изображала Вильгельма II в виде кайзера-дьявола на фоне двух средневековых городов — бельгийского Лувена, где германская армия бомбардировала университет со знаменитой библиотекой, и французского Реймса, где от артиллерийского обстрела сильно пострадал фасад собора. Только в этом плакате, предназначавшемся для рассылки в зоны боевых действий, но, в отличие от военных лубков Казимира Малевича, не разжигавшем межнациональной ненависти, и можно найти отклик Рёриха на реальные военные события. Тогда же Рёрих обратился к верховному командованию русской армии и правительствам США и Франции с призывом заключить специальный международный договор об охране культурных ценностей во время военных конфликтов, а годом позже выступил с докладом перед императором Николаем II и великим князем Николаем Николаевичем, предлагая принять государственные меры к защите памятников культуры. Эти предложения были прообразом того международного соглашения, которое впоследствии будет доработано художником вместе с видными парижскими юристами, представлено в Лигу Наций и — после нескольких международных конференций — ратифицировано 15 апреля 1935 года в Вашингтоне как «Пакт Рёриха», а затем, уже после смерти автора, ляжет в основу Гаагской конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта, принятой 14 мая 1954 года.

Подписание Пакта Рёриха в Белом Доме, Вашингтон, США, 1935

Не разрушать, но сохранять

Разумеется, идея охраны памятников культуры у Рёриха выходила за рамки юриспруденции, становясь своего рода эстетическим манифестом.

В том «охранительском» проекте проявилась его художественная позиция, позиция пассеиста «Мира искусства» и противника футуризма: в то время как футуристы приветствовали машину войны, готовую разрушить старый мир, он отстаивал антиавангардистские принципы его сохранения.

Однако изображать это идеологическое противостояние в виде простой схемы с разнонаправленными векторами, где футуристы устремлены в будущее, а взгляд Рёриха обращен в прошлое, было бы неверно.

Рёрих также был всецело поглощен мыслями о грядущем, о будущем всеединстве человечества, основой которого станет общность духовной культуры — защита ее материальных воплощений была первым практическим шагом к построению утопии. Возможно, в 1915-м эти идеи могли показаться лишь запоздалым переосмыслением отжившей свое программы l'art pour l'art, но в дальнейшем, смыкаясь с мистическими, теософскими и историософскими исканиями, они вылились в эстетико-религиозное учение Рёриха, в своеобразную религию искусства.

20 лет спустя, накануне следующей мировой войны, его credo будет сформулировано так: «Искусство объединит человечество… Свет искусства озарит бесчисленные сердца новой любовью… Предстали перед человечеством события космического величия.

Человечество уже поняло, что происходящее не случайно, время создания культуры духа приблизилось. Перед нашими глазами произошла переоценка ценностей. Среди груд обесцененных денег человечество нашло сокровище мирового значения.

Ценности великого искусства победоносно проходят через все бури земных потрясений» («Листы дневника», 1938).

Николай Рёрих. «Небесный бой».

1912

Конечно, говоря о «величайшем интуитивисте» и пожелав приобрести темперу «Град обреченный», которая была ему немедленно подарена, Максим Горький вряд ли мог представить, как далеко уведут Рёриха пацифистские и культуртрегерские идеи, и не предполагал увидеть его в роли основоположника новой религии.

Уже в 1915-м предвоенные картины художника, созданные в 1912—1914 годах, — такие, как «Небесный бой», «Меч мужества», «Ангел последний», «Крик змия», «Град обреченный», «Зарево», «Дела человеческие», «Короны», — стали восприниматься как прозрения о мировом столкновении цивилизаций, падении империй и «закате Европы».

Точно так же как работы с иконописными мотивами — «Прокопий Праведный за неведомых плавающих молится» (1914), «Три радости» (1916), «Пантелеймон Целитель» (1916) — будут ретроспективно восприняты как моление о мире, а «космические» видения в «Знамении» и «Велениях неба» (обе — 1915) — как пророчества о послевоенном обновлении Земли.

Темы прозрений, откровений и духовных исканий Рёриха обыкновенно уводят пишущих в мистические и/или конспирологические рассуждения, но, оставив в стороне его политическую и сектантскую деятельность, можно заметить, что батально-апокалиптические лейтмотивы свойственны рёриховской живописи с самого начала, буквально с дипломной работы в Академии художеств «Восстал род на род» (1897). Лейтмотивы эти связаны как с историко-археологическими и мифологическими увлечениями художника, так и с работой в театре, особенно — над сценографией «батальных», «героических» опер на древнерусские и древнегерманские сюжеты, как то «Князь Игорь», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Валькирия», «Тристан и Изольда», где сполна пригодились его познания в археологии и иконографии. В эскизах к постановкам 1900-х и первой половины 1910-х нетрудно найти почти все те символистские штампы — кровавые небеса, небесные бои, огненных змиев, неприступные крепости, латников с мечами, — которые затем так потрясут зрителей 1915 года в «пророческой» предвоенной живописи.

Николай Рёрих. «Восстал род на род». 1897

«Культура духа»

Однако «оперный» характер этих картин не говорит о том, что сам художник не придавал им провидческого смысла, не мнил себя оракулом всемирной битвы, разворачивающейся не только на земле, но и в заоблачных сферах.

Заметим, что накануне и в годы Второй мировой войны Рёрих, оставив гималайские пейзажи, опять вернется к оперно-иконописным сюжетам, складывающимся в очередной «пророческий» цикл: «Святогор», «Башня ужаса», «Ковка меча (Нибелунги)», «Огни победы», «Александр Невский», «Борис и Глеб», «Новгородский погост», «Поход Игоря», «Единоборство Мстислава с Редедей», «Победа», «Земля славянская». Весть о капитуляции Германии в мае 1945 года Рёрих отмечает темперой «Весна священная», языческим праздником торжества природной стихии, балетная сцена которого композиционно рифмуется с вышеупомянутым «Знамением» 1915-го. «Весну священную» — с ее синтезом язычества и христианства, Беловодья и «Шамбалы Сияющей», Русского Севера и Гималаев, природы и искусства — можно назвать образом-иконой того всечеловеческого царства «культуры духа», создание которого и пророчил Рёрих в преддверии Второй мировой войны. Интересно, что поиски этого всечеловеческого духовного синтеза привели Рёриха в Гималаи, куда влекло и увлеченных оккультизмом идеологов Третьего рейха, но это тема отдельного исследования.

Николай Рёрих. «Весна священная». 1945Понравился материал?помоги сайту!

Комментировать
0
Комментариев нет, будьте первым кто его оставит

;) :| :x :twisted: :sad: :roll: :oops: :o :mrgreen: :idea: :evil: :cry: :cool: :arrow: :P :D :???: :?: :-) :!: 8O

Это интересно